Вернулся через двадцать лет — и ждёт «семейной» поддержки
Когда человек исчезает из твоей жизни, ты учишься дышать по-новому. Забываешь, как звучит его голос, гасишь в себе надежду, перестаёшь считать дни. Пустоту заполняешь делами — карьерой, детьми, бытом. А потом он приходит, будто не минуло двух десятилетий молчания. Словно не оставлял тебя десятилетней девочкой в разграбленной квартире, прижимающейся к матери, пока он выносил даже холодильник, не думая, что дочери может быть стыдно.
Мой отец ушёл громко — с битьём посуды и угрозами. Вывез всё: от бабушкиного серванта до моих школьных тетрадей. Бабушка, его мать, прихватила даже мою настольную лампу. Тогда я поняла, как пахнет предательство: пылью от сорванных со стен фотографий и мамиными слезами в подушку.
После развода он растворился. Ни копейки алиментов, ни открытки на день рождения. Мама, Светлана Петровна, вытаскивала нас с кредитами и ночными сменами. Я выросла, вышла за Дмитрия, родила Софийку. У нас крепкий дом — мама нянчит внучку, печёт блины по воскресеньям. Казалось, шрамы зарубцевались. И вот он — на пороге.
Узнала не сразу: обвисшие щёки, потрёпанная куртка. Ждал у метро «Таганская», раскрыл объятия: «Леночка!» Меня затрясло. Прошла мимо, сжав ключи в кармане. Он засеменил следом, бормоча про кафе и ностальгию. Почему согласилась? Наверное, чтобы услышать, как оправдается.
За столиком он лил слезу: мол, мама запрещала звонить, а сам за это время обзавёлся новой женой, двумя сыновьями и дачей в Подмосковье. Спрашивал про мою работу — смешно, будто вчера провожал в первый класс.
«Чего ты хочешь?» — прервала я. Лицо его сморщилось: «Мы же семья, Лена! Ты что, родного отца не узнаёшь?» Выйдя, заплатила за оба кофе — не хочу быть должной даже в мелочах.
Через неделю он снова тут — у подъезда. Оказывается, его старшему, Артёму, нужно переехать в Москву, а снимать квартиру дорого. «Пусть поживёт у вас пару месяцев! Вы же брат с сестрой!»
«Брат?» — рассмеялась я. — «У меня есть сестра — Лиза из детдома, которую мы с мужем взяли под опеку. А ты — просто незнакомец с улицы».
Телефон теперь разрывается от незнакомых номеров. В голосовых он рыдает: «Я же твой кровь! Ты обязана помочь!» Обязана? Тот, кто оставил нас без пенсии по потере кормильца, пока сам ездил на курорты, теперь учит долгу?
Муж рвётся «поговорить по-мужски», но я запретила. Не стоит мараться. Рассказала только подруге Кате за бокалом вина. Маме не признаюсь — её сердце не выдержит.
Жизнь часто бьёт под дых. Но самое мерзкое — когда человек, вычеркнувший тебя из своей биографии, требует любви по умолчанию. Пусть злится. Пусть жалуется знакомым. Моя душа заледенела в тот день, когда он унёс мамины туфли — последний подарок её покойного отца. Лёд не тает.
