«Лучше плохой отец, чем никакого» — твердит моя бывшая свекровь
— Всё равно ребёнку нужен отец! — назидательно говорит Людмила Степановна, бывшая свекровь. — Ты с моим Васей разошлась, это да. Но разве он перестал быть отцом? Этого у него не отнять. Нельзя лишать мальчика родного человека. Пусть он и не ангел — но лучше уж такой, чем никакого!
Я слушаю её, и в груди тяжелеет от горечи и сомнений. Мы с Василием развелись полтора года назад. Прожили вместе почти семь лет. Всё начиналось как в кино: цветы, клятвы, белое платье, а потом — рождение сына. Но жизнь быстро расставила всё по местам.
Сначала я закрывала глаза — ну выпил лишнего, ну задержался с друзьями. Потом пошло по нарастающей: пьянки, ночные отлучки, враньё, переписка с девчонками, сомнительные приятели. А ведь дома рос ребёнок. Я пыталась спасти семью. Уговоры, скандалы, визиты к психологу, душевные разговоры — всё перепробовала. Даже молча сносила его упрёки, будто это ему со мной тяжело. А потом просто не выдержала. Разошлись.
Сыну тогда было пять. Я сняла квартиру, устроилась бухгалтером, Ваню определила в школу. Стали жить вдвоём. Я не отказывала бабушке в свиданиях с внуком — напротив, Людмила Степановна всегда была ко мне добра. Поддерживала, как могла: то с ребёнком посидит, то деньгами поможет. Она душевный человек. Единственное — слишком слепо верит в своего сына.
А Вася после развода, по слухам, не изменился. Как пил, так и пьёт. Работу не держит, вечерами околачивается по пивным, живёт на её пенсию и случайные заработки. Но вот, спустя год, вдруг «вспомнил», что у него есть сын.
Когда мы жили вместе, он почти не замечал Ваню. Будто мебель. А теперь требует встреч, хочет «наладить контакт». Но я знаю, в каком виде он приходит — перегаром пахнет, глаза мутные, лицо отекшее. Что он может дать ребёнку? У него и рубля в кармане нет, а в его квартире — грязь и развалюха.
— Пусть хоть час погуляет с ним во дворе! — уговаривает свекровь. — Ты же рядом, под окнами. Сам же приходит, интересуется. Не гони его. Это важно для мальчика…
Я понимаю её отчаяние. Она верит, будто внук пробудит в нём отцовские чувства, заставит одуматься. Мол, вдруг всё изменится?
Но я знаю Васю. Он не хочет меняться. Ему просто скучно, и он ищет повод почувствовать себя нужным. Сердце шепчет: «Не пускай!», но разум задаёт другой вопрос: а всё-таки… Может, сыну важно знать, что у него есть отец — пусть и никчёмный? Что он не с неба упал, а родился от живого человека. Пусть пьяницы. Пусть неудачника. Но настоящего.
А если однажды он спросит: «Где мой папа? Почему он меня не любит?» Что отвечу? Что была возможность, но я её отняла? Что решила за него, будто лучше никакого отца, чем такой?
Не знаю, что правильно. С одной стороны — страшно отпускать сына к человеку без стыда и совести. С другой — не хочу, чтобы Ваня рос в неведении. Чтобы потом, повзрослев, винил меня за украденную правду. Ведь даже дурной отец — это часть его. Кровь, корни, фамилия.
Да, я ненавижу Васю. За всё, через что он меня провёл. За предательство. Но не могу заставить сына ненавидеть его. Не моё право. Он сам разберётся, когда вырастет.
А пока… Наверное, позволю встречи. Но только под моим присмотром. Без бутылки, без вранья, без показухи. Просто шанс для мальчика увидеть отца. Хоть изредка. Хоть ненадолго. Хоть так.
Может, Людмила Степановна и права. Порой плохой отец лучше пустоты. Потому что даже боль учит. А из понимания рождается сила. Та, что убережёт моего Ваню от ошибок его отца.
И если я смогу его защитить — буду знать, что поступила правильно.
