После встречи с отцом мой сын сказал, что больше не любит меня
Когда мы с мужем развелись два года назад, я думала, что всё прошло относительно спокойно. Без скандалов, без громких ссор. Мы просто перестали быть счастливы вместе. Я никогда не мешала ему видеться с сыном, даже наоборот — всегда подчёркивала, как важно для ребёнка общаться с отцом. Хочет навестить — пусть. Хочет взять к себе — без проблем, лишь бы сыну было хорошо.
Нашему Сереже сейчас семь лет. Недавно были осенние каникулы, и бывший муж настоял, чтобы сын провёл их у него. Я не стала противиться. Даже обрадовалась — пусть пообщаются, пусть проведут время вместе, это ведь важно.
Но уже через пару дней я почувствовала неладное. Звонила Сереже, но он не брал трубку. Вместо него отвечали то бывший муж, то его мать, моя бывшая свекровь. И каждый раз звучало одно и то же: «Сережа гуляет», «он занят», «не может подойти».
Меня это встревожило. Я же его мать. Разве я не имею права услышать его голос, узнать, как у него дела? Почему они скрывают от меня его состояние? Что там происходит?
Когда каникулы закончились, бывший муж привёз сына домой. Я открыла дверь и сразу поняла — с Сережей что-то не так. Он был другим. Необычно молчаливый, взгляд потухший, губы сжаты. Это не просто усталость. Это обида.
Я присела рядом, осторожно положила руку на его плечо.
— Сережа, родной, как ты? Всё в порядке? Я по тебе скучала… — попыталась обнять его.
Но он резко отпрянул и, не глядя на меня, тихо сказал:
— Я тебя больше не люблю.
Вы когда-нибудь слышали, как разрывается сердце? В тот момент я услышала. Я почувствовала. Он произнёс это почти без эмоций, но в этих словах было столько холода, будто говорил не мой сын, а чужой человек.
У меня перехватило дыхание. Я не знала, что ответить. Лишь поздно вечером я осторожно попыталась заговорить с ним снова. И тогда он прорвался.
Сказал, что у папы и бабушки слышал обо мне много плохого. Что я, якобы, злая, мешаю им жить, специально делаю им больно, что из-за меня «папа страдает». Они буквально вбивали это в его голову.
Я слушала и чувствовала, как у меня дрожат руки. Как можно так поступать с семилетним ребёнком? С собственным сыном? С внуком? Что я им сделала? Я никогда не настраивала Сережу против них, никогда не говорила о его отце ничего плохого. Я берегла его от нашей взрослой боли.
А они? Они отняли у него веру в мать.
С тех пор я больше не отпускаю Сережу к отцу. Да, это звучит жёстко, но я должна защитить своего ребёнка. Я не позволю никому калечить его душу.
Я его мать. И я не отдам сына тем, кто так легко сеет в нём ненависть. Пусть сначала научатся быть людьми. Тогда, может быть, я подумаю, стоит ли давать им второй шанс.
