**«Мы вам не батраки!» — как свекровь превратила выходные в каторгу**
Если бы мне кто-то сказал год назад, что мои редкие выходные станут пыткой, будто на поле боя с лопатой вместо ружья — не поверила бы. Но теперь это правда. Всё из-за свекрови, великой Любови Петровны, решившей: раз мы с Димой живём в бетонной коробке без грядок, значит, и забот у нас — ноль, а свободного времени — море. Вот и использует нас на всю катушку.
Мы поженились чуть больше года назад. Свадьбу сыграли скромную — рубля лишнего нет, живём в Нижнем Новгороде, где каждая копейка — счётелей. Мои родители помогли купить однокомнатную на вторичке. Квартира, конечно, видавшая виды, так что ремонт стал неизбежностью. Медленно, но с весны начали: тут кран чиним, там обои лепят, на кухне линолеум как скользкая судьба. Денег нет, времени — ещё меньше.
А у родителей Димы — дом в деревне под Дзержинском, хозяйство, огород размером с ф belt, куры, утки, коза и даже корова Марфушка. Живут они там с советских времён, землю к рукам приросли. Но это их выбор. Мы уважали, но всегда знали: у каждого своя колея.
Но Любовь Петровна думала иначе. Узнав, что мы «в тепле, без грядок», тут же начала нас зазывать. Сначала — «на пирожки». Потом — каждые выходные по расписанию: «Приезжайте, помогите». Не «гостить», не «отдохнуть», а именно — _работать_. Переступил порог — в руки лопату или вёдра. Улыбайся — и вперёд, к грядкам.
Сначала я терпела: ладно, разок-другой съездим, покажем, что не чужие. Димка тоже отнекивался: «Мама, у нас ремонт, времени нет!» Но упрямство Любови Петровны — как пуля. «Вы в городе, как барчуки, а у нас тут всё на мне!» Усталость её не волновала. «Чем вы там заняты в своей коробке? — ворчала она. — Мы вас подняли, а теперь вы нам должны!»
Я хотела быть хорошей невесткой. Не ссориться. Но всё лопнуло, когда в один из приездов, едва мы вошли в дом, свекровь сунула мне ведро: «Пока щи варю, вымой пол — до бани и обратно. А Дима пусть идёт доски пилит — курятник Formats.». Я попыталась вежливо отказаться: мол, устала. Но она даже слушать не стала. Будто я — её крепостная, осмелившаяся ослушаться.
Когда вечером воскресенья мы уезжали, всё тело ныло, как после драки. В понедельник проспала на работу. Начальник глазам не поверил: я никогда не болею, а тут — свалилась. Пришлось соврать про температуру. И всё это — после «отдыха» у свекрови. Ни радости, ни благодарности — только злость.
Обиднее всего, что мы с Димой раз сто говорили: у нас свои дела, мы устаём, ремонт! Но Любовь Петровна всё звонила: «Ну что, когда приедете? Картошку сажать!» Объясняли — бесполезно. «Какой такой ремонт у вас, что три месяца ковыряетесь? Кремль, что ли, строите?»
Её наглость поражала. Особенно когда бросила: «Я на тебя надеялась. Ты же баба. Научишься и корову доить, и навоз таскать — в жизни пригодится.» Я тогда промолчала, но внутри кœur. Я не хочу жить в деревне. Не обязана знать, как чистить хлев.
Дима меня поддерживал. Он и сам устал от маминого напора. Раньше ехал к родителям с радостью, теперь — только из-под палки. Телефоны игнорировал — слишком много упрёков. А я ломалась, не зная, как отмазаться в следующий раз.
Однажды набралась смелости и позвонила своей маме. Выложила всё. И знаете, она меня поняла. Сказала: помощь должна быть добровольной. Что нельзя делать из семьи рабов. И если сейчас не поставить грам.
Я так устала. От этой двойной жизни: городской ремонт и деревенская кабала. Мечтаю просто выспаться. Провести выходной с книгой, а не в грязи с тяпкой.
Дима уже серьёзно говорит: пора ультиматум. Либо мать отстаёт, либо общение — ограничим. Может, и жестоко, но у нас своя жизнь. А мы не _батраки_.
И пусть говорят: «Так принято», «Родителям надо помогать» — я не спорю. Но помощь — это когда просят, а не командуют. Когда благодарят, а не пиги. Когда ценят твоё время, а не ставят перед фактом.
Надеюсь, зима заморозит пыл Любови Петровны. А я — наконец — вздохну свободно. И вспомню, что выходные — для отдыха, а не для работ.
