Когда-то в одной из московских квартир жила Марфа Петровна, женщина лет шестидесяти, прожившая нелёгкую жизнь. Овдовев рано, когда её младшему Ванюше едва исполнилось четыре годика, она одна тянула двоих детей — дочь Аленушку и сына Ивана. Работала не покладая рук, забывая про себя, лишь бы чада её не голодали, учились в хороших школах, а после поступили в институты.
Казалось, всё шло как надо. Аленушка вышла замуж, уехала в Питер. Ваня же, хоть и выучился на инженера, взрослеть не торопился. Жил с матерью, ссылаясь на маленькую зарплату и «временные трудности». Марфа Петровна терпела — авось одумается, найдёт работу получше, женится да съедет.
Но вышло иначе. Однажды Иван объявил, что женится на Зое — женщине на десять лет его старше. Марфа не перечила — пусть пробуют. Надеялась, что после свадьбы молодые снимут хоть какую-нибудь квартирку. Вместо этого Зоя потихоньку перетащила в дом свои вещи, а потом и вовсе въехала без спросу.
А потом оказалось, что у Зои есть сын, о котором Ваня матери и не заикался. Привела его без предупреждения, сказала: «Теперь он с нами живёт», — будто речь шла о новой кошке, а не о том, что в тесной «двушке» станет ещё теснее.
Но хуже всего было, когда Иван, не моргнув глазом, заявил: «Мать, ты перебирайся на кухню. Мальчику нужна своя комната». Это говорил сын, которого она подняла одна, отдав ему все силы, всю свою молодость.
У Марфы Петровны сердце сжалось. Её не спросили. Просто поставили перед фактом — в её же квартире, за которую она платила всю жизнь.
Дальше — больше. Ваня работу потерял. Деньги кончились. Всё — еда, коммуналка, лекарства — легло на её плечи да на крохотную пенсию. А Зоя с сыном и пальцем не шевелили — спали до обеда, телевизор смотрели, вечером ужин требовали. Будто так и надо.
Терпела старушка, молчала. Пока однажды не разрыдалась в трубку Аленушке. Рассказала всё — как живет на кухне, как чувствует себя чужой в собственном доме.
Дочь на третий день примчалась. Увидела мать — измученную, с синяками под глазами. Сдержаться не смогла.
— Ты мужик или нет? — спросила она брата. — У тебя жена, у жены ребенок. И вам не стыдно, что старуха-мать вас содержит? В её же квартире вы её выживаете, а за свет даже не платите?
Иван молчал. Зои дома не было — ушла к подружке. Мальчик в углу сок через трубочку тянул.
— Помочь — не проблема, — продолжала Аленушка. — Но почему мать должна за вас платить? Это её дом, и жить она здесь должна как хозяйка.
Видно, дошло до Вани, наконец. Может, испугался, что мать совсем загонит. Через неделю устроился на работу. Потом сказал, что съезжают. Сняли «однушку» на окраине, будут сами потихоньку выкарабкиваться.
Марфа Петровна плакала. Но теперь — от облегчения. Впервые за долгое время проснулась в тишине. В своём доме. Где никто не командует, не вытесняет её на кухню.
Может, теперь и её пенсия будет спокойной — без чужих тарелок на столе и обид в сердце.
