Свекровь чуть не развалила наш брак из-за своей мании внуками
Мы с Катей расписались без лишнего пафоса, скромно, по-семейному, как оба и хотели. Потом устроили себе небольшой, но душевный медовый месяц, а затем вернулись к обычной жизни, полной любви и планов на будущее. Полгода мы просто наслаждались друг другом, пока в нашу тихую гавань не начала врываться Людмила Степановна — мать Кати.
Сначала её визиты были редкими, почти незаметными. Забегала на минутку, приносила пирожки, оглядывала квартиру — проверить, всё ли у нас в порядке. Но постепенно её визиты стали чаще и навязчивее. Она засиживалась подольше, появлялась без предупреждения, иногда даже без звонка. Объясняла это просто: «Вы работаете, я хочу помочь. Пол помыть, борщ сварить — вам же проще». Вроде забота, но что-то подсказывало мне, что это всего лишь отмазка.
Катя успокаивала: «Мама скоро остынет, это временно». Я верил, но становилось только хуже. Свекровь вела себя так, будто это и её квартира, переставляла вещи, критиковала наш быт, а потом и вовсе начала приходить без стука — с дубликатом ключа, который якобы «на всякий пожарный» дала ей Катя ещё до свадьбы.
Единственным спасением были выходные. Хотя бы субботу и воскресенье мы проводили без надзора. Но и это продлилось недолго. Людмила Степановна стала являться с самого утра, будто нарочно. Порой я задерживался на работе, лишь бы не идти домой, где каждый день превращался в испытание. По выходным уезжал к своим или к друзьям. Катя отказывалась ехать, ссылаясь на дела. Я понимал — дело в матери.
Между нами начала расти невидимая стена. Я чувствовал себя лишним в собственном доме, словно жить втроём — это нормально. Когда я попытался поговорить с Катей, она вроде соглашалась: «Да, надо что-то решать…» Но ничего не менялось. Мать продолжала хозяйничать, а жена будто застряла между двух огней — нами и её.
В какой-то момент я даже задумался о разводе. Мы были молоды, можно было начать всё сначала, без этого удушья. Но страшно было признаться в этом даже себе. Всё ещё теплилась надежда — вдруг наладится?
Последней каплей стало воскресное утро. Было ещё темно, когда в дверь позвонили. Открываю — Людмила Степановна. Без приветствий, сразу в бой: «Вы не семья! Уже год вместе, а детей нет! Я тут за вас горбачусь — убираю, готовлю, чтобы вы не маялись, а ты, зять, по друзьям шляешься, а дочка одна сидит. Может, хватит тянуть, заведёте уже ребёнка?!»
Я молчал, стиснув зубы. Потом не сдержался:
— А как, по-вашему, мы его заведём, если вы тут вечно торчите? Я что, при вас этим заниматься должен? Спасибо, конечно, но дальше справимся сами.
— Без меня вы ни на что не способны! — орала она. — У всех моих подруг уже внуки, а я всё жду!
Катя попыталась вставить слово, но мать резко её оборвала: «Ты ещё мала, чтобы мне перечить!»
Эти слова добили меня. Встал, открыл дверь и спокойно сказал: «Уходите. Хамства в своём доме терпеть не буду». Свекровь хлопнула дверью, но ещё долго орала в подъезде.
Позже она дозвонилась до моей мамы — жаловаться, обвинять, давить. Но та, к её удивлению, встала на мою сторону: «Не всем стать бабушками по графику».
Прошла уже неделя. Людмила Степановна не звонит, не приходит. Катя призналась, что давно не чувствовала себя так спокойно. А я понял, что поступил правильно. И извиняться не собираюсь.
