Как только я ушла на пенсию — начались странности.
Мне шестьдесят. И впервые в жизни я почувствовала, будто меня стерли. Для детей, для внуков, для бывшего мужа, да и для всего мира. Вроде я здесь. Иду в аптеку, покупаю хлеб, подметаю тротуар возле дома. Но внутри — тишина. Такая густая, что с каждым утром, когда не надо бежать на работу, она становится тяжелее. Когда никто не звонит, чтобы просто спросить: «Мама, ты как?»
Я живу одна. Уже долго. Дети выросли, обзавелись семьями, разъехались: сын в Новосибирске, дочь во Владивостоке. Внуки растут — я их почти не знаю. Не вижу, как они идут в первый класс, не вяжу им варежки, не читаю перед сном «Колобка». Меня ни разу не позвали в гости. Ни разу.
Однажды я спросила у дочери:
— Почему я не могу приехать? Я бы посидела с малышами…
Она ответила сухо, без эмоций:
— Мам, ну ты же понимаешь… Муж тебя не переносит. Ты всё время лезешь с советами, да и вообще… у тебя своя манера.
Я замолчала. Стыд, обида, боль — будто гвозди в груди. Я не навязывалась, просто хотела быть рядом. А в ответ — «не переносит». Ни дети, ни внуки. Меня будто выкинули из их жизни. Даже бывший муж, хоть и живёт в соседнем посёлке, не заглядывает. Раз в год — смс с 8 Марта. Будто из вежливости.
Когда уходила на пенсию, думала: теперь свобода! Буду вязать, гулять по утрам, запишусь на курсы живописи, как мечтала. Но вместо радости пришла тревога.
Сначала начались непонятные припадки: то сердце колотится, то голова кружится, то вдруг накатывает дикий страх — будто вот-вот умру. Ходила по врачам, сдавала анализы, делала кардиограммы — всё в порядке. Один доктор махнул рукой:
— У вас всё от нервов. Надо с людьми общаться. Вы слишком одна.
И это было страшнее любой болезни. Потому что от одиночества нет таблеток.
Иногда я специально иду в магазин, чтобы услышать: «С вас 570 рублей». Иногда сижу на лавочке у подъезда с книжкой, притворяюсь, что читаю, — вдруг кто-то остановится. Но люди бегут мимо. У всех дела. А я просто есть. Сижу, дышу, вспоминаю…
Где я ошиблась? Почему родные от меня отгородились? Я же поднимала их одна. Муж сбежал рано. Работала на двух работах, варила борщи, штопала школьную форму, ночами дежурила у кровати, когда они болели. Не пила, не гуляла. Всё для них. А теперь — я лишняя.
Может, была слишком жёсткой? Может, перегнула с контролем? Но я же хотела как лучше. Чтобы не связались с дурной компанией, чтобы жизнь не загубили. А в итоге — меня задвинули в угол.
Я не жду жалости. Просто хочу понять: я правда такая ужасная мать? Или это просто время такое — у всех ипотеки, работа, кружки для детей… и на маму просто нет места?
Иногда говорят: «Найди мужчину. Заведи страничку в соцсетях». Но я не могу. Не верю. Слишком долго была одна. Да и сил уже нет — впускать в дом чужого человека, влюбляться, привыкать. Да и здоровье не то.
Работать тоже не могу. Раньше хоть коллеги выручали — поболтаешь, посмеёшься. Теперь — тишина. Такая громкая, что я включаю телевизор, чтобы просто слышать человеческую речь.
Иногда мне кажется: вот исчезну — и никто не заметит. Ни дети, ни бывший, ни соседка снизу. И становится так страшно, что хочется плакать.
Но потом я встаю, иду на кухню, завариваю чай. Думаю: может, завтра будет лучше. Может, кто-то вспомнит. Позвонит. Напишет. Может, я ещё кому-то нужна.
Пока есть надежда — я ещё жива.
