Когда я была маленькой, весь мой мир заключался в бабушке. Она растила меня, учила уму-разуму, целовала разбитые коленки и прижимала к себе, когда мать снова исчезала в погоне за «своим счастьем». Мать вечно скиталась — то с одним мужчиной, то с другим, а на меня у неё не оставалось ни времени, ни душевных сил. Появлялась она редко, будто случайная гостья: на пару дней, с пустыми словами и чужим взглядом, и снова растворялась в своей бурной жизни.
А бабушка… Бабушка была для меня всем. Матерью, подругой, опорой. Она отдавала мне последнее — и время, и сердце, и гроши из пенсии. Даже когда я выросла и уехала учиться в Петербург, бабуля оставалась самым близким человеком. Но судьба распорядилась жестоко — вскоре её сразила тяжёлая болезнь, и ей потребовался постоянный уход. Я бросила институт и вернулась в наш старый дом. Денег не хватало, и я звонила матери, умоляя о помощи. Но в ответ — только жалобы:
— Я сама еле ноги таскаю… Давление, сердце шалит, суставы ноют… Ты не представляешь, как мне тяжело! Скоро, гляди, и ходить не смогу!
Я не понимала: к чему эти речи, если она и не думала помогать? Бабушка, заметив моё смятение, как-то прошептала:
— Это она заранее алиби готовит. Чтобы потом никто не спросил: «Почему не ухаживала?» Видишь ли, сама была «чуть живая».
Так и вышло. Мать на все лады кричала о своей «немощи», но стоило бабушке переписать на меня квартиру, а через два года умереть — началось невероятное. Мать, словно обретя второе дыхание, забыла про все болячки и ринулась в суд. Заявила, будто я обманом выманила у бабушки имущество, та была «не в себе», и потому дарственную надо отменить.
И началась канитель: бумаги, слушания, хождения по кабинетам… Я диву давалась — откуда у неё столько сил? Ещё вчера жаловалась, что еле ноги передвигает, а сегодня сутками мотается по судам.
С каждым днём я видела в ней всё больше злобы и жадности. Где была эта прыть, когда бабушка лежала беспомощной? Где эта энергия, когда я, двадцатилетняя девчонка, в одиночку таскала вёдра, меняла простыни и ночами сидела у её кровати? Тогда мать лишь всхлипывала в телефон: «Ой, мне так плохо!» А теперь — бодра, как огурчик, и всем подряд вешает лапшу про «несправедливость» и «украденное наследство».
Но она не провела с бабушкой ни одного дня. Не поднесла ей стакан воды. Не дала ни одной таблетки. Всё вынесла я. Только я видела, как бабушка кусала губы от боли, как теряла сознание, как шептала ночами: «Пить…» Только я держала её руку, когда та холодела, и слышала её последний вздох.
Перед тем как оформить дарственную, бабушка крепко сжала мои пальцы и сказала:
— Пусть твоя мать ничего не получит. Ты одна была рядом. Это твоё. Ты заслужила.
Я не хочу мести. Но не позволю никому — даже родной матери — растоптать волю человека, который отдал мне всю свою любовь. Я буду бороться — не ради стен и потолка, а ради памяти. Ради правды.
Пусть мать подаёт иски и разыгрывает обиженную. Я знаю, как было на самом деле. И пока я могу говорить — не сдамся.
