— Мам, ну что может измениться за один день? Зачем звонить каждый раз? — равнодушно бросил в трубку мой сын. Мой единственный, родной.
Эти слова ударили, как ножом. Я шла тогда по парку с подругой — Людмилой Степановной. Мы часто встречаемся, делимся новостями, жалуемся на здоровье, вспоминаем прошлое. Обычные разговоры двух пожилых женщин. Вдруг у неё зазвонил телефон, она отошла, поговорила минут десять и вернулась с сияющими глазами.
— Сноха звонила, представляешь? У внука первый зуб прорезался! Кормила его — и заметила. Старший позже зубы показывал, а этот раньше, вообрази? Мы так переживали! Вот зайду после прогулки в магазин, возьму пирожное и к ним загляну — будем праздновать. Сама позвала.
— И столько времени об этом говорили? — спросила я с горькой завистью.
— Да не только о зубе. О жизни, о родне, о всяких мелочах. Мы с ней почти каждый день болтаем. И с сыном тоже — он всегда найдёт минуту. А со снохой и так вовсе: начнём с одного, закончим другим. Даже не вспомнишь, с чего начали. У нас — как родные.
А у меня не так. У меня всё иначе…
Мой сын живёт с семьёй в той самой квартире, которую я ему оставила, переехав в деревню к покойному мужу. Работает, жена сидит в декрете с малышкой. Конфликтов у нас нет — всё чинно, вежливо. Но и тепла тоже. А когда я пытаюсь сблизиться, упираюсь в ледяную стену.
— Мам, всё как всегда. Работал, ел, спал. Жена дома, всё в порядке. Зачем звонить каждый день? — вот и весь разговор.
Я не названиваю им с утра до ночи. Не лезу. Просто хочу знать, как дела. Как растёт внучка. Как здоровье. Но если звоню — сын сбрасывает: «Занят». Либо отвечает сухо, раздражённо. А если дозвонюсь до снохи — от неё только «да», «нет» и «всё хорошо». Ни души, ни участия.
Иду с подругой — та заходит в магазин, берёт торт, идёт в гости к снохе. У них праздник. А у меня — тишина. Я даже не знала, когда у моей внучки появился первый зуб. Узнала потом, со стороны. Мне не сообщили. Не позвали. Мои намёки на встречу — пропускают мимо ушей. Как будто не слышат. Не хотят понять. Или делают вид.
Однажды я решилась. Собралась с духом, испекла пирог, надела самое хорошее платье и пришла без предупреждения. Сноха открыла дверь с растерянным лицом. Мы поели тот пирог, да… но в воздухе висело напряжение. Холод. Будто я пришла не к родным, а в гости к чужим людям. Потом сын подошёл и тихо, почти виновато, сказал:
— Мам, ну пожалуйста, предупреждай заранее, если собираешься приходить.
Предупреждать? В свою же квартиру? К сыну? К внучке? К семье, ради которой я всю жизнь себя не жалела? Я во всём себе отказывала, чтобы ему было хорошо. А теперь — чужая. Лишняя.
Два месяца я звонила, чтобы договориться о встрече с внучкой. Всё время находились причины — «болеем», «неудобно», «некогда». А потом выяснилось, что родители снохи живут за границей и даже по видеосвязи с внучкой не общаются. Но их дочь, моя сноха, не рвётся к ним. Не скучает. Ясно — она такая же неласковая. А сын? Мой сын стал таким же. Отстранённым.
— Мам, ты вечно недовольна. Всё тебя раздражает. Ты портишь мне настроение своими разговорами. У тебя же есть подруги — вот с ними и говори. Я после твоих звонков вообще не могу сосредоточиться. И вообще — о чём говорить каждый день? — выпалил он однажды прямо. Без стыда. Без сожалений.
И вот теперь я сижу одна в своей тихой квартире. Без звонков, без гостей, без торта и без внучки. Я знаю, что если со мной что-то случится, он даже не узнает. Разве кто-то из знакомых догадается ему позвонить. Моя подруга живёт заботами своих детей и внуков, а я — воспоминаниями о том, как когда-то у меня был сын, который говорил «мама» с любовью… а теперь просто просит не звонить.
Вот так и живу. В тишине. И с болью.
