«Я разрешила сыну с семьёй пожить у меня. Теперь сама ютится на съёмной, а в моей квартире обосновалась бывшая невестка с новым кавалером…»
На последнем совещании директор даже не стал церемониться: «Варианта два — либо ищите новую работу, либо молитесь на удачу», — поделилась Светлана, скинув тяжеленную сумку на пол. — Всё ясно… только где сейчас эту работу найти?
В офис она вошла с лицом, как будто высеченным из гранита. Внутри всё сжималось от тревоги. Дела у компании шли под откос — это было очевидно, но оставалась слабая надежда: а вдруг пронесёт? Но нет — приговор. Работа для Светланы была вопросом выживания: двое детей, алиментов — ноль, родители — пенсионеры, которым самим помощь нужна.
Резюме она рассылала пачками, обзванивала всех знакомых, шерстила интернет сутками. Иногда шутила с коллегами: «На работе думаем только о том, где бы ещё подработать». Кто-то уже устроился, кто-то пропал в никуда.
— Если прижмёт — приходи к нам в гипермаркет, — кивнула знакомая из соседнего отдела. — Зарплата живая, график гибкий. Я тебя замолвлю.
Раньше такие предложения вызывали у Светланы тоску. Сейчас — хоть какая-то соломинка.
Грустные мысли прервал шмыг носом. Светлана обернулась: у окна стояла Валентина Петровна — бухгалтер с тридцатилетним стажем, степенная, сдержанная, никогда ни на что не жалующаяся.
— Валентина Петровна, что случилось? — Светлана вскочила. — Из-за сокращений? Да вы ж пенсионерка, вам переживать нечего. Сейчас чайник поставлю, у меня ещё пирожки есть. Присаживайтесь, поговорим.
— Видимо, отдыхать мне придётся под забором, — горько усмехнулась старушка.
— Как под забором? У вас же квартира, сын взрослый, вы с ним не живёте…
— Квартира есть, да не моя. Теперь снимаю угол. Тридцать тысяч в месяц — и то спасибо.
Оказалось, у Валентины Петровны была двушка, приватизированная ещё в девяностые. После свадьбы сына пустила молодых к себе, а дальше — пошло-поехало. Невестка забеременела, её прописали, потом — ребёнка. Свекровь терпела скандалы, крики, сын ночевал у друзей. Всё списывали на «гормоны» и «трудный период».
А через год — вторая беременность.
— Я не выдержала. Съехала, — вздохнула Валентина Петровна. — Сняла комнату. Думала — ненадолго.
Но «ненадолго» затянулось на годы. Под Новый год пришла с подарками — а на двери висит список должников. За её же квартиру. Долг — больше трёхсот тысяч.
— А мы тут при чём? — удивилась невестка. — Квартира ваша, вот и платите!
Сын только развёл руками. «Денег нет», — сказал. Все накопления Валентина Петровна отдала, подписала соглашение — выплатит долг за четыре года.
— Я даже не жаловалась… — с трудом выговорила она, глядя в окно. — Только звонила, спрашивала, как внуки. Он отвечал — всё хорошо. А потом случайно встретила соседку. Она мне и рассказала: сын развёлся. Уже год как. А в квартире живёт бывшая невестка с новым мужем. И снова в положении.
— И сын что?
— А он сказал: «У меня теперь новая семья. А там — дети. Я их выгнать не могу». Ну да. Их — не может. А меня — запросто.
Теперь Валентина Петровна платит за коммуналку в квартире, где не живет. Бывшая невестка с новым мужем обустроились там, как у себя, а она — болтается между работой и дешёвой съёмной. Пенсии хватает только на лекарства и аренду. Сбережений — ноль. Помощи — никакой.
— Понимаю, ей некуда идти… но почему я должна быть на улице, пока она с любовником в моей квартире? — голос её дрожал. — Почему мой сын даже не заступился за меня?
Светлана слушала и не находила слов. Разве есть правильный ответ, когда родной ребёнок вычёркивает мать из своей жизни?
— А вы… к юристу обращались? — осторожно спросила она.
— Какой смысл? Она прописана. А дети? Разве суд выселит мать с детьми? А долг — на мне. Всё по закону.
И в этих словах — вся трагедия. Всё «по закону», но ни грамма — по совести.
В тот вечер Светлана долго ворочалась. Перед глазами стояла сгорбленная фигура Валентины Петровны и её слова: «Хоть бы раз пожить, как человек».
Где та грань, когда семья превращается в предательство? Когда сын решает, что мать — просто пожилая женщина, которая «всё стерпит»?
Может, когда перестаём звонить? Когда удобнее делать вид, что у родителей «всё хорошо»?
Теперь Валентина Петровна платит не только за квартиру. Она расплачивается за доверие, за доброту, за желание помочь. И остаётся один вопрос:
Что делать, если мать отдала всё — и осталась ни с чем?
