Меня зовут Татьяна, мне 45 лет. Ещё год назад я бы не поверила, что окажусь на таком перекрёстке судьбы. Двадцать три года я была замужем за одним мужчиной — моим Иваном, отцом моих детей, моей каменной стеной. А потом он просто… исчез. Инфаркт. Ушёл, не обернувшись, оставив в квартире тишину, а в сердце — чёрную пропасть.
У нас двое. Сын — третьекурсник в Питере, серьёзный, с умными глазами. Дочь — в этом году поступила в МГУ, хрупкая, как первый снег. Они — моя вселенная. Но для них я лишь мать. Вечная вдова.
Три месяца назад в трамвае я встретила Сергея. Просто ехала куда-то, чтобы не задохнуться в четырёх стенах. Он оказался… тёплым. Не лез, не требовал, просто был. Мы начали встречаться — прогулки по набережной, чай в хрустальных стаканах, беседы до рассвета. В его взгляде я вдруг узнала себя — не мать, не вдову, а женщину.
На прошлой неделе он сказал: «Таня, давай распишемся. Начнём новую главу». Я расплакалась. Не от горя — от ужаса. Я знала, что скажут дети.
Решилась сказать за воскресным чаем, как когда-то сообщала о первом зубе или пятерке по литературе. Но теперь стол будто покрылся льдом.
— У меня появился… человек, — прошептала я. — Сергей. Он предложил руку и сердце.
Последовал не спор, а обвал. Гнев, слёзы, каменные лица.
— Ты уже стёрла папу из памяти?! — взвизгнула дочь, и её кулачки сжались.
— Пустишь в дом первого встречного?! — рявкнул сын. — Предательство!
Они смотрели сквозь меня. Я пыталась объяснить: я помню всё. Его смех, щетину, запах коньяка по вечерам. Но он умер, дети мои. Я не волшебница, я не воскрешу его. Я хочу быть с тем, кто разбудил во мне жизнь.
Они не услышали.
Теперь я вишу меж двух миров. Выберу Сергея — потеряю детей. Откажусь — останусь пустым местом. Они ведь вырастут, обзаведутся семьями, а я? Стану «бабушкой», которую навещают раз в месяц.
Я сказала Сергею: «Дай срок. Может, одумаются». Он кивнул. Поцеловал в макушку. Но я не знаю, сколько продержится его терпение. Он же не обязан понимать мои грёзы, мои страхи. Он просто хочет любить.
Больнее всего, что дети не видят во мне человека. Я была примерной женой, образцовой матерью. Не пила, не гуляла, не бросала. Почему теперь за право дышать полной грудью я должна оправдываться?
Я не злюсь на них. Они боятся, что Сергей сотрёт память об отце. Не сотрёт. Он останется в альбомах, в байках за столом, в наших сердцах. Но я… я ещё здесь. Я ещё жива.
Иногда ночью я стою у балкона, смотрю на спящую Москву. Вон там кто-то целуется в подъезде. Там старушка качает внука. Там студенты смеются. Все живут. А я? Я хочу не дышать, а жить.
Не знаю, что выберу. Но знаю точно: я не грешница. Я — женщина. И заслуживаю счастья. Хотя бы капельку.
