С самого детства Ольга слышала от женщин семьи, что им просто не везёт в любви. Прабабка её осталась вдовой ещё с войны, бабка лишилась мужа из-за несчастного случая на шахте, а отец бросил мать, когда Оле было всего три года. Эти истории въелись в её душу, и она частенько думала: а вдруг и её брак развалится так же? Хотя страха больше не было — лишь глухая покорность судьбе.
С будущим мужем Оля познакомилась на ткацкой фабрике — работали в одном цеху, хоть и за разными станками. В обеденный перерыв иногда садились за один стол, перекидывались словечком, смеялись. Роман закрутился быстро — через полгода они расписались и переехали в хрущёвку, доставшуюся Оле от бабки. Сперва родился Дима, потом Сережа. Жизнь текла предсказуемо: смена, дети, бесконечные хлопоты.
Но после смерти матери Оли всё покатилось под откос. На её плечи свалилось всё — дети, дом, пьяные выходки мужа. Он поначалу ещё как-то помогал, но потом будто подменили. Стал приходить под утро, грубил, отмахивался. Позже выяснилось — завёл молоденькую любовницу с соседнего цеха. Дом превратился в проходной двор: забежал, сменил рубаху — и снова исчез.
Оля всё видела, но молчала. Боялась остаться одна с двумя пацанами и без копейки за душой. Пару раз пыталась поговорить, но он лишь скривился:
— Ты только и годишься, что полы мыть. Жалкая баба, — бросил он ей в лицо перед уходом.
И всё же она надеялась: может, одумается, вернётся. Но в один вечер он просто собрал мешок и ушёл. Без слов. Без сожалений.
— Не уходи… Пацаны без отца останутся, — всхлипывала она в пустом коридоре.
— Надоела ты мне, пустое место, — он плюнул и хлопнул дверью.
Дети всё слышали. Два пацана прижались друг к другу на продавленном диване, не понимая, почему папа больше их не любит. Им казалось, это они в чём-то виноваты.
Прошли месяцы. Оля крутилась как белка в колесе. Мыла подъезды, торговала семечками на рынке — лишь бы пацаны не голодали. О своей жизни она и не думала — дети стали её единственным смыслом.
Но однажды, возвращаясь с базара, она уронила сетку с картошкой. Кто-то тут же подхватил рассыпавшиеся клубни.
— Давайте я вам донесу, — сказал невысокий мужчина с добрыми глазами.
— Да не надо, я сама…
— Уже решил помочь, — он перехватил тяжёлую поклажу.
Так Оля познакомилась с Васей — тихим, застенчивым, с лёгкой хромотой. Он стал «случайно» появляться в том же магазине, где впервые её увидел. А когда однажды застал её за мытьём лестницы, просто взял тряпку и стал помогать.
Вечером он пришёл в гости: с ромашками, в выглаженной рубахе, с коробкой конфет. Пацаны сразу к нему прилипли — Вася умел смешно рассказывать истории, мастерил им кораблики из бумаги. Даже когда признался, что после аварии у него плохо сгибается колено, они лишь обняли его крепче.
— Ты как настоящий папка, — как-то сказал Сережа. — Только ты нас не бьёшь.
Прошёл год. Оля и Вася расписались. Жизнь потихоньку налаживалась. В доме снова пахло щами, по вечерам пели под гитару. Дима уже водился с девчонкой, Сережа записался в футбольную секцию. Всё шло своим чередом… Пока в дверь не постучали.
На пороге стоял бывший муж. Похудевший, с воспалёнными глазами.
— Я всё понял. Вернёшь меня?
— Поздно, — равнодушно ответила Оля.
— Пап? — растерянно пробормотал Сережа, но потом твёрдо добавил: — Иди отсюда.
— Ты как с отцом разговариваешь?!
— Ты нам не отец! Наш папка — Вася, — Дима встал рядом с братом.
— Ты нас предал. А теперь вдруг вспомнил? — Вася медленно поднялся, прикрывая собой пацанов. — Уходи. Ты здесь чужой.
Бывший муж в последний раз взглянул на Олю, но она уже разворачивала скатерть на столе.
Когда дверь захлопнулась, Оля подошла к своим мужчинам. Смотрела на троих — двух сыновей и того, кто стал им настоящей опорой. И в груди распространялось теплое, спокойное чувство.
Ей удалось то, о чём её бабки только шептались по углам — построить дом, где нет места обидам и злобе. Только тихое, прочное счастье.
