12 января
Сегодня вечером, роясь в старом чемодане, нашла дневник, который вела в самые тяжёлые годы. Перечитывала и не узнавала себя — той запуганной женщины, которая боялась даже своего дыхания, чтобы не разозлить мужа.
Жили мы тогда в Екатеринбурге, в хрущёвке у завода. Я, Татьяна Руслановна, как всегда, мыла посуду после ужина, мой Сергей смотрел хоккей, а сын Артём корпел над учебниками. Казалось, обычный вечер, но именно тогда что-то во мне сломалось.
— Сережа, мама звонила, — прошептала я, заходя в комнату. — У папы опять прихватило сердце… Нужно в деревню съездить, помочь с огородом…
Он вскочил с дивана, как ошпаренный. Пульт со звоном ударился об батарею.
— Опять твои родители?! — заревел так, что стёкла задребезжали. — Через неделю к моей матери едем, как договаривались!
— Я только на выходные… — попыталась объяснить я, но он уже хватался за сердце, будто я предлагала ему в угольную шахту спуститься.
Утром, когда собирала вещи, он ворвался в спальню, сбил меня с ног криком. «Бросишь сумку — или я тебя брошу!» — орал, брызгая слюной. В тот момент я вдруг чётко поняла: если сейчас не уйду — сдохну. Буквально.
С Артёмом мы познакомились в институте, на вечеринке у однокурсницы. Я — будущий филолог, он — «перспективный инженер» (как он сам любил подчёркивать). Подруги крутили у виска: «Тань, да он же как медведь в берлоге!» Но мне тогда казалось, что его грубость — это сила. А его вспышки гнева — страсть. Глупая…
После свадьбы мы переехали в его родной город. Первые годы ещё терпимо было: Сергей хоть и ворчал, но хотя бы не орал. Пока не начались его бесконечные увольнения. «Меня там гнобят, Танька! — бубнил он, заливаясь пивом. — Самый умный, а держат на копейках!» Когда я предлагала курсы переподготовки, он орал, что я «ничего не понимаю в мужской работе».
Артём вырос. И однажды, после особенно мерзкой ссоры, сказал: «Мама, хватит это терпеть». Я оправдывалась: «Сынок, я не хотела, чтобы ты рос без отца». А он посмотрел на меня взрослыми глазами: «Я и так рос без отца. Он всегда был только с самим собой».
После развода я уехала в Пермь, сняла комнатку в старом доме. Устроилась в школу — мои второклашки звали меня «Таня-сказка», потому что на переменах я рассказывала им былины. Так и жила, будто в скорлупе, пока однажды…
Перед Новым годом, возвращаясь с ёлки, увидела, как мужчина у подъезда хватается за сердце и оседает в сугроб. Я вызвала «скорую», сняла свой пуховик и накрыла его. Врач, забирая его, взял мой номер «на всякий случай».
Через неделю раздался звонок.
— Татьяна Руслановна? — мужской голос звучал тепло. — Это Виктор. Тот, которого вы откапывали из-под снега… Не могли бы зайти в больницу? Хочу лично поблагодарить.
В палате сидел седой мужчина с усталыми, но добрыми глазами. Оказалось, он приехал в город по делам — архитектор, восстанавливает старую усадьбу под музеем. За чаем с больничными сушками мы разговорились.
— Я десять лет один, — признался он вдруг. — Жена и дочь погибли — лёд на Волге не выдержал… Думал, сердце моё заледенело навсегда. А вы его отогрели.
Когда его выписывали, он взял мои руки в свои — тёплые, шершавые от чертёжных работ.
— Поедемте со мной, Татьяна. В Нижний. Там и школа хорошая для вас есть, и мой старый дом с печкой…
Я молча кивнула. Впервые за много лет почувствовала — не «доживаю», а начинаю.
Сейчас мне сорок три. Завтра уезжаю. Вчера разбирала вещи — на дне шкафа нашла свадебное фото. Рассмотрела свою напуганную улыбку, его злые глаза… И вдруг осознала: этот снимок — как страница старого дневника. Можно перевернуть. И написать новую главу.
