— Опять гречка с яйцом, мам? Ну сколько можно эту нищету терпеть! — рявкнул он, сжимая кулаки.
Мать вздрогнула, словно её ударили. Ложка выскользнула из её дрожащих пальцев. Она опустила глаза, стараясь скрыть стыд.
— Это всё, что есть, сынок… — прошептала она еле слышно.
Парень с грохотом швырнул тарелку на стол. Крупа рассыпалась по полу. Несколько зёрен прилипли к её щеке.
— Ну тогда сама ешь эту дрянь! — крикнул он и резко развернулся.
Она не ответила.
Встала на колени, дрожа, и стала собирать зёрнышки одно за другим. Будто спасая последнее, что у неё осталось… и еды, и достоинства.
Потом зашла в свою комнату. Опустилась у кровати на колени, как делала каждую ночь.
И помолилась. За него.
Но сын больше не чувствовал её любви. Не видел в ней ничего ценного.
Через несколько дней он объявил:
— Всё, я уезжаю. Хватит с меня этой нищенской жизни. Еду в Москву — хочу чего-то большего.
Она не удерживала его. Не плакала.
Но с разбитым сердцем сжала его руку и сказала:
— Обещай мне только одно… отвечай на мои звонки. Умоляю, сынок… умоляю.
Он раздражённо вздохнул.
Тогда она добавила, голос её дрожал:
— Я устала… Чувствую, что мой срок подходит.
Если однажды я перестану звонить… значит, меня уже не будет.
Он вырвал руку из её пальцев — и ушёл. Даже не попрощался как следует.
⸻
Москва оказалась не такой, как в мечтах.
Работал где придётся: грузчиком, охранником в ночном клубе, на стройке мешал бетон.
Поесть — уже роскошь. Деньги — ещё большая.
Но каждый день… звонил телефон.
— Привет, сынок… как ты?
— Занят, мам. Пока.
И бросал трубку. Всё резче. Всё холоднее.
Пока однажды… телефон не зазвонил вообще.
И эта тишина… была громче любых слов.
Он целый день смотрел на экран.
Наступил вечер, и он подумал:
«Она умерла.»
Он не плакал.
Даже не попытался перезвонить.
Да что там — на похороны не собирался.
Денег не было. А даже если бы были — не поехал бы.
⸻
Прошли дни. Он знал: мать умерла.
Измученный нищетой, согласился на одно «предложение»:
— Работа простая. Просто вести машину, — сказал знакомый.
Автомобиль был набит наркотиками. Он знал.
Но хотел быстрых денег.
Той ночью он сел за руль, поправил зеркало, схватился за баранку…
И телефон завибрировал.
Неизвестный номер.
Он ответил.
— Сынок… умоляю, не делай этого. Не езди.
Вернись. Сейчас же. Умоляю тебя.
Голос… это был её голос.
Сердце его заколотилось.
— Мама!? Ты жива!?
— Послушай меня. Возвращайся домой. И береги себя.
И она положила трубку.
Он попытался перезвонить.
Но холодный автомат сжал ему грудь:
«Абонент недоступен.»
Он вышел из машины. Весь в холодном поту. Дышать было трудно.
Продал всё, что мог. Какую-то одежду, пару ботинок.
Устроился с лотком на улице. Наскрёб немного денег — хватило, чтобы вернуться.
⸻
Когда приехал, было тихо.
Соседи смотрели на него с жалостью.
— Твоя мать умерла месяц назад…
Он рухнул на тротуар.
— Не может быть… она же звонила мне вчера!
— Не может быть, сынок. Её давно нет.
Он зашёл в дом.
В воздухе ещё пахло ею.
Тишина была невыносимой.
В комнате, у кровати — две вмятины на полу.
Там, где она каждую ночь молилась… за него.
В углу — листок со списком молитв.
Его имя — первым. Каждый день.
С того дня, как он уехал… и до самого последнего.
Он опустился на колени.
Рыдал. Беззвучно. Без воздуха.
Побежал на кухню, умылся… и увидел.
Сложенный вдвое листок.
Это было не письмо.
Это была молитва. Написанная её рукой:
«Господи, чувствую, что ухожу.
И если умру, больше не смогу молиться за сына.
Так что… отдаю его Тебе.
Если однажды он окажется в беде, умоляю… предупреди его.
Позвони ему на этот номер.»
И внизу… был его номер телефона.
В ту же секунду телефон завибрировал.
Уведомление:
«Автомобиль расстрелян. Водитель погиб. Груз исчез.»
На фото — та сама машина, которой он должен был управлять той ночью.
Он рухнул на колени.
И понял.
Тот звонок… пришёл с небес.
Бог услышал последнюю молитву матери.
И спас сына, который не умел любить.
Если твоя мама ещё звонит тебе — отвечай.
Пока не стало поздно.
