Варвара Семёновна стояла у заледеневшего окна, глядя в серый двор, где снег кружил в странном танце. Тишина в её квартире была густой, как кисель, нарушаемая лишь мерным тиканьем старых настенных часов. На пенсии она давно, а мысли всё кружились вокруг взрослых детей — двух дочек и сына. Сегодня её день рождения. Заглянут ли? Или хотя бы позвонят? Хотя, если честно, Варвара Семёновна уже не ждала.
«Тридцать лет назад муж ушёл, оставив меня с тремя малышами, — горько размышляла она. — Не выдержал: детский рёв, вечный беспорядок, копеечная зарплата. Мне самой тридцать, старшие только в первый класс, младший ещё в пелёнках. Корми, одевай, учи…»
Но она не сломалась. Мыла полы в поликлинике, торговала на рынке, нянчила чужих детей. Лишь бы свои не голодали. На личную жизнь — ни минуты. Мечтала об одном: чтобы у них всё было, чтобы не чувствовали себя ущербными.
Теперь же понимала — зря ставила деньги выше простого тепла. Детям нужна была не только еда, но и мать, читающая сказку на ночь, гладящая по голове.
Помощи тогда не было. Муж исчез, будто его и не существовало. «Его выбор, — думала она теперь без злости. — Не осуждаю. У каждого свой путь».
Дети выросли, разъехались. У каждого своя жизнь, своя семья. Она осталась одна. Пенсия — тридцать тысяч рублей, но Варвара Семёновна копила всю жизнь «на черёный день» — для них. На свадьбы, на квартиры, на будущее внуков…
А теперь — только сбережения, трёшка в центре Нижнего Новгорода и тишина. Не с кем даже чаю попить.
Неделю назад скрутило резкой болью. «Скорая», больница, диагноз — как удар топором: болезнь серьёзная, прогнозы туманны.
Медсёстры позвонили родственникам. И случилось чудо: все трое примчались почти одновременно.
Соседка по палате ахнула:
— Какие внимательные дети! Не отходят ни на шаг!
Варвара Семёновна лишь криво улыбнулась. Она знала своих слишком хорошо, чтобы обманываться.
После выписки — звонки каждый день.
— Мам, как самочувствие?
— Мамочка, тебе чего-нибудь принести?
— Мам, может, оформишь завещание, чтобы потом не было проблем?
Вроде забота, но в голосах — напряжённая фальшь. Настоящей тревоги, той, что не подделаешь, не было. Варвара Семёновна чувствовала: дело не в ней. Дело в её квартире. В её сбережениях, копившихся годами.
Сердце ныло: неужели всё к этому свелось?
Последние ночи она не спала. Глядела на мутные окна домов напротив и понимала: старость получилась не такой, как мечталось. Грезила уютом — внуки, пироги, семейные праздники… А в реальности — пустота и звонки, за которыми скрывается лишь жадность.
И всё чаще думала: а стоит ли оставлять им то, что собирала ценою собственной жизни?
Мысль зародилась дикая, пугающая: отдать сбережения в детский дом. А квартиру — соседке Галине Ильиничне, которая годами заходила «на огонёк», приносила борщ, вытирала пыль, спрашивала: «Варь, как ты?» — без расчёта, просто так.
Решение ещё не созрело. Но в душе уже ясно: любовь не купишь ни квартирами, ни деньгами. Она или есть, или её нет.
А жизнь одна. И старость — одна.
И если уж суждено доживать в одиночестве, пусть последние поступки будут от сердца, а не от долга перед теми, кто забыл о ней, когда было тяжелее всего.
