Наш дедушка, Сергей Иванович, в свои семьдесят лет был настоящим столпом нашей большой семьи. Его слово — закон, его советы — как настольный календарь, всегда в ходу. Мы, его дети, внуки и правнуки, слушались его, как солдаты командира. Но всё изменилось.
Сергей Иванович и наша покойная бабушка Людмила прожили душа в душу больше сорока лет. Вместе они подняли двоих детей, вырастили троих внуков и даже умудрились нянчить троих правнуков. Семья у нас — как русская матрёшка: большая, крепкая и со всеми сюрпризами внутри.
Их просторный дом в деревне под Воронежем, с яблоневым садом и грядками, где картошка росла лучше, чем у всех соседей, был для нас вторым домом. Мы приезжали на все праздники, летом таскались на речку Воронеж, а для бабушки с дедом устраивали путевки в санатории Сочи — чтобы отдохнули, как люди.
Делили расходы, помогали, чем могли, а они в ответ не оставляли нас в беде: то банку солёных огурцов передадут, то денег подкинут, а однажды даже внесли часть за ипотеку — так что квартира у нас теперь с их благословения.
Но три года назад бабушки не стало, и мир перевернулся. Дед остался один, и мы видели, как ему тяжело. Он зарылся в хозяйство, будто копая могилу своему горю. Мы уговаривали: «Деда, переезжай к нам в город, зачем тебе одной возиться?» Но он упёрся:
«Здесь моя земля. Здесь родился, здесь и помру. А хозяйство — ничего, справлюсь. Да и Надежда помогает».
Надежда, соседка, стала заходить к нему всё чаще. Сначала приносила борщ — дед, честно говоря, варил его так, будто это была похлёбка для пленных. Мы были рады, что он не один, но потом… Потом Надежда переехала к нему. Ну, думаем, ладно, хоть не скучно.
Но через год после смерти бабушки они объявили, что женятся. Как обухом по голове. Дед просто сообщил, а мы стояли, как дураки, с открытыми ртами.
На свадьбу приехали не все. Мой отец, старший сын деда, чуть не поседел от злости. «Как можно так быстро забыть мать?» — бушевал он. Так и пошло: семья раскололась.
А настоящий ад начался, когда Надежда стала полноправной хозяйкой. Теперь без звонка — ни ногой в дом. Семейные праздники отменили — теперь они тусовались с её роднёй. Даже с внуками, которых дед раньше таскал на рыбалку, он перестал общаться.
А самое мерзкое — все бабушкины украшения, которые должны были остаться в семье, Надежда отдала своим дочерям. Мы пробовали поговорить, но она стояла рядом, как тень, и включала громкую связь. А когда её не было, дед отмахивался, будто мы ему чужие.
Мы не дом его хотим, не деньги. Мы хотим, чтобы он вспомнил, кто мы. Но он лишь бросал: «Не лезьте в мою новую жизнь».
Как так? Человек, который был нашей опорой, теперь чуть ли не враг. И что теперь делать с этой трещиной, которая прошла через всю семью?
