Вот вам моя печальная сага — превратилась я, можно сказать, в домашнюю крепостную у мужа.
Где-то в медвежьем углу под Воронежом, где ветер смешивает ароматы полыни и свежего навоза, моя романтическая история обернулась натуральным крепостным правом. Зовут меня Татьяна, мне 28, и три года назад я связала свою судьбу с Дмитрием. Думала, найду семью, а получила роль Золушки в расширенном варианте — приживалки для мужа, его предков и всей прочей родни. Душа ноет, как гармонь в плохих руках, а выход найти не могу.
### Любовь, которая ослепила
Когда я встретила Дмитрия, мне стукнуло 25. Он был из соседнего села — статный, с улыбкой, как у советского колхозника с плаката. Познакомились на сельской ярмарке, и его речи про «крепкую семью» и «настоящую жизнь» меня покорили. Я, девушка, выросшая в райцентре, грезила о таком патриархальном рае. Через год мы расписались, и я переехала в его дом. Вот только не знала, что это не свадьба, а добровольное закрепощение.
Дмитрий жил с родителями — Людмилой Степановной и Николаем Ивановичем — в доме, который скорее напоминал коммунальную квартиру. Брат с женой, тётки, дядьки — все тут как родные, а я — последняя буква в алфавите. В первый же день свекровь заявила: «Молодая, здоровая — вот и крутись». Я, дурочка, кивнула, не понимая, что подписалась на каторгу.
### Кабала вместо семейного счастья
Мои дни превратились в бесконечную лямку. Подъём в пять утра — готовь завтрак на всех: свекру кашу, свекрови омлет, Диме яичницу с колбасой. Потом уборка, стирка, огород, а к обеду — толпа гостей, и надо варить борщ на армию. Вечером — ужин, гора посуды, и так по кругу, без выходных и права на усталость.
Людмила Степановна командует, как полководец перед боем: «Таня, картошку чистишь, как городская», «Таня, полы ты сегодня мыла?». Николай Иванович молчит, но его взгляд говорит: «Кто ты тут вообще такая?». Родня, приезжая, даже «здравствуйте» не говорит — садятся и ждут, когда им накроют. А Дмитрий, вместо того чтобы заступиться, бубнит: «Мама знает лучше». Его равнодушие режет, как тупой нож. Думала, он будет моей защитой, а он — просто винтик в этой системе, где я — бесплатная рабочая сила.
### Точка кипения
Недавно меня прорвало. Когда Людмила Степановна в очередной раз раскритиковала мой суп, а гости оставили посуды на целый ресторан, я рявкнула: «Я вам не дворовая девка!». Все опешили, а свекровь выдала: «Не ндравится — вали обратно в свой райцентр». Дмитрий промолчал, и это стало последней каплей. Выбежала во двор, реву, и поняла — я в ловушке. Уйти некуда — квартиры в городе нет, мать в другом регионе. Но оставаться — значит сдохнуть заживо.
Даже внешне я уже не та. Раньше — ухоженная, с огоньком в глазах, а теперь — как серая мышь. Подруга Ольга, увидев меня, ахнула: «Тань, ты будто десять лет в колхозе отпахала! Смывайся!». Но как смыться, если я… вроде как люблю Дмитрия? Хотя его молчание уже убило во мне всё. Я чувствую — тону, а помощи ждать неоткуда.
### План побега
Теперь у меня есть тайный проект — «Освобождение». Потихоньку коплю деньги, откладывая с продуктовых сумм. Хочу наскрести на съёмную комнату в городе и свалить. Но страшно: что скажет мать, которая так радовалась моему «удачному» замужеству? Что будет с Дмитрием? И как я одна выживу? А ещё боюсь, что свекровь настроит против меня всю деревню — здесь её слово закон.
Но вчера, стоя у плиты под аккомпанемент её нотаций, я вдруг чётко поняла: я не крепостная. Мне всего 28, у меня ещё есть силы, и я найду способ вырваться. Может, устроюсь работать удалённо, как Ольга, может, вспомню про мечту открыть цветочную лавку. Но я не останусь здесь, где моя жизнь — это вечный день сурка с кастрюлями и чужими приказами.
### Крик души
Эта история — мой вопль о помощи. Я угодила в ловушку, выйдя замуж за человека, чья семья видит во мне лишь прислугу. Людмила Степановна, Николай Иванович, их родня — все уверены, что я должна перед ними пресмыкаться. Но я больше не могу. Дмитрий, которого я любила, стал их соучастником, и это хуже всего. Не знаю, как уеду, но знаю — должна. В 28 лет я хочу жить, а не выживать. Пусть этот побег станет моим вторым рождением — или хотя бы пинком к новой жизни.
