Меня зовут Татьяна Ивановна, мне шестьдесят девять. У меня два сына, три внука и две невестки. Казалось бы, при таком составе семьи я должна быть окружена заботой. Но последние годы живу, будто никому не нужна. Одинокая в своей хрущёвке, с больной спиной и телефоном, который молчит месяцами.
После смерти мужа всё покатилось под гору. Пока он был жив, сыновья хоть изредка заглядывали — на праздники, по делам. А как схоронили — словно ветром сдуло. Пять лет. Целых пять пустых лет я не видела своих детей. А живут-то они в том же городе, пусть и на окраине, но это всего полчаса на маршрутке.
Я не упрекала. Просто звонила. Просила о помощи. Когда соседи сверху залили кухню — не сильно, но обои отклеились, — обзвонила обоих. Оба пообещали зайти в выходные. Не пришли. Пришлось нанимать рабочих. Дело не в деньгах — обидно. Обидно, что родные дети не нашли часа для матери.
Потом сломался старый холодильник. Я в технике не разбираюсь, боялась, что в магазине надуют. Снова позвонила сыновьям — «мам, там же консультанты, разберёшься». Пришлось звонить сестре — та прислала свою дочь, мою племянницу Настю, с зятем. Они всё выбрали, уладили.
Когда начался карантин, сыновья вдруг вспомнили, что я есть. Правда, звонили раз в месяц, чтобы напомнить: «Сиди дома, заказывай еду через интернет». Но они забыли одно — я не умею. Зато Настя показала, как это делать, оформила первый заказ, оставила список аптек с доставкой и стала звонить почти каждый день.
Сначала мне было неловко. У Насти ведь свои родители, своя семья, муж, сын. Но она — единственная, кто заходил просто так. Приносила борщ, лекарства, помогала с уборкой, мыла окна. А однажды пришла просто выпить чаю и посидеть рядом. Её мальчик — мой внучатый племянник — зовёт меня бабушкой. От него я впервые за годы услышала это слово.
И тогда я решила: раз мои родные дети забыли обо мне, раз им нужно только то, что можно взять, а не отдать — пусть квартира достанется тому, кто рядом не на словах. Пошла в МФЦ, чтобы узнать про завещание. И, как назло, в тот же день позвонил старший сын. Спросил, куда я иду и зачем.
Я ответила честно.
Тут началось. Крики, мат, обвинения. «Ты что, рехнулась?!», «Это наше наследство!», «Она тебя выгонит, как только подпишешь!»
А вечером они пришли. Оба. Впервые за пять лет. Привели внука, которого я никогда не видела. Принесли пирог. Села за стол. Думала, может, опомнились? Но нет. Стали уговаривать, твердить, что у меня есть родные дети, что нельзя отдавать квартиру чужому человеку. Обвиняли Настю в корысти, рисовали страшные картины, будто она меня выселит.
Я смотрела на них и не верила своим глаза. Где вы были все эти годы? Почему не вспомнили, когда мне нужна была помощь? Почему позвонили только тогда, когда почуяли наследство?
Поблагодарила их за заботу. Сказала, что решение принято и его не изменить. Они встали и ушли, хлопнув дверью. Перед этим пообещали, что я больше не увижу внуков и не дождусь от них помощи.
Знаете, мне не страшно. Не потому, что всё равно. А потому что терять нечего — я и так уже давно живу, будто меня нет. Только теперь это стало официально.
А Настя… Если она когда-нибудь поступит со мной так, как пророчат сыновья — что ж, значит, ошиблась. Но сердце подсказывает: не ошиблась. Она ничего не просила. Ни денег, ни квартиры. Просто была рядом. Просто поддержала. Просто осталась человеком.
И это для меня важнее любых родственных уз.
