Я не хочу доживать век в одиночестве, брошенной всеми.
Мой сын женился десять лет назад. С тех пор он с женой и дочкой ютятся в крохотной однушке на окраине Московской области. Семь лет назад Денис купил участок в Подмосковье и начал потихоньку возводить дом. Сначала — долгое затишье. Через год поставили забор, залили фундамент. Потом снова тишина — денег не хватало. Так и тянулось все эти годы: медленно, трудно, но сын копил на стройматериалы, не опускал руки.
За это время успели возвести только первый этаж. А мечтают о двухэтажном доме, где будет место и для них, и для меня. Сын у меня душевный, всегда твердил: «Мама, ты будешь с нами, у тебя будет своя комната». Чтобы вложиться в стройку, они даже променяли двушку на однушку, а разницу в рублях пустили на дом. Но теперь им тесно, особенно с ребёнком.
Каждый их приезд превращался в разговоры о стройке. Расписывали, где будет ванная, как утеплят стены, какая проводка… Я слушала, а сердце сжималось. Ни слова о моём здоровье, ни интереса к моим делам — только бетон, трубы, крыша.
И вот однажды я не выдержала:
— Значит, продавать мне квартиру?
Они обрадовались. Засуетились, начали наперебой рассказывать, как заживём вместе. Но я смотрела на невестку и понимала — жить с ней под одной крышей не смогу. Она меня на дух не переносит, и я еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться.
Но сердце болит за сына. Он бьётся, старается. Дом достроит ещё лет через десять, если не помочь. Я и правда хочу облегчить ему жизнь. Но я спросила главное:
— А где мне жить?
Ответ последовал мгновенно. Невестка, всегда готовая с «гениальными» решениями, брякнула:
— У вас же есть домик в деревне, вот и переедете туда. Тишина, покой, никому не мешаете.
Домик есть. Но ему уже под сорок, бревенчатый, с прогнившими полами. Без отопления. Летом — да, можно на выходные приехать, яблок сорвать, воздухом подышать. Но зимой? Дрова колоть? По снегу до уличного туалета? У меня уже ноги отказывают, давление зашкаливает. Я одна там боюсь оставаться, а они предлагают мне там ЗИМОВАТЬ?!
Я попыталась объяснить:
— Там же холод, удобства во дворе, никаких условий!
А в ответ:
— Бабушки в сёлах как-то живут, и ничего, не померли.
Вот так. Даже не предложили пожить у них, пока дом достроят. Не сказали: «Мы рядом». Только: «Продашь квартиру — стройка пойдёт быстрее!»
А недавно подслушала, как невестка с матерью по телефону обсуждала:
— Её бы к соседу Васильичу отправить, пусть вместе коротают дни. А квартиру быстрее продать, пока не передумала.
У меня подкосились ноги. Вот как. Уже и решение приняли. А я-то думала — комната в новом доме… А они — к соседу, а квартиру — на продажу.
Я иногда заглядываю к Васильичу. Он вдовец, живёт один. Чай пьём, разговариваем, о прошлом вспоминаем. Но жить с ним? Да ещё и по их указке? Это же унижение.
Сижу и думаю: может, правда продать? Вложить деньги в дом, помочь сыну. А вдруг потом и вправду угол выделят? А вдруг не оставят в беде?
Но потом взгляну на невестку, вспомню её слова… И страх подкатывает: а если после выгонят? А если снова отправят в этот домишко со словами: «Терпи, бабка»?
Мне скоро семьдесят. Я не хочу остаться на улице. Не хочу быть обузой, которой перекидываются, как ненужной вещью. Не хочу умереть в холодной избе под дырявым одеялом, пока крысы скребутся за стеной. И уж точно не хочу, чтобы сын и сноха вздыхали: «Когда же она от нас отвяжется?»
Я просто хочу дожить свои дни в покое. В своём углу. В своей кровати. Где каждая вещь лежит на своём месте. Где мне не страшно закрыть глаза.
Да, я мать. Но я тоже человек.
