Дочка попросила меня пожить у них неделю и присмотреть за внуком. Я и не подозревала, что вместе со мной в их дом въедут швабра, тряпка и фартук на долгие месяцы.
Когда Аня позвонила и попросила приехать в их хрущёвку на окраине Москвы, я даже не задумалась. Она готовилась к защите диссертации, и надо было помочь с двухлетним Ваней. Подруги качали головами: «Людмила Петровна, тебе что, больше всех надо? Согласишься один раз — потом не отвяжешься». Но как я могла отказать? Это же моя кровинка, моя плоть и кровь.
Приехала с одним чемоданчиком, полным добрых намерений. Но быстро осознала: я тут не только бабушка, но и кухарка, уборщица, прачка и — верх всего — бесплатная нянька на круглые сутки.
Зять Игорь пропадал на работе, дочь сидела за ноутбуком с утра до ночи. А весь быт лег на мои плечи: плита, пылесос, стиралка и вечно засоряющаяся раковина, где приходилось мыть горы посуды вручную.
Ну что ж, думала я, потерплю. Всего неделя. Одна. Неделя.
Но неделя превратилась в две, затем в три. И вот уже месяц пролетел. Аня защитилась, но тут же начала рыскать по сайтам в поисках работы. Я оставалась — куда деваться? Ванюша же маленький, без присмотра нельзя.
Меня не просили оставаться. Но и не отпускали. Так, само собой вышло: вижу, что нужна — и остаюсь. Только теперь всё чаще ловлю на себе косые взгляды. То борщ недосолен, то рубашки зятя не так развешаны. А потом я и вовсе стала «мешать».
В их квартире я стала чем-то вроде призрака. Всё делаю, но чувствую себя лишней. Никто не скажет: «Мама, спасибо». Никто не произнесёт прямо: «Мама, может, тебе домой?». Нет. Только кривые усмешки и тяжёлые вздохи. А я-то надеялась, что они оценят мои старания, скажут хоть тёплое слово. Или просто обнимут. Или хотя бы предложат чай из самовара, а не из пакетика.
Кто бы мог подумать, что моя забота обернётся такой невидимой клеткой.
У меня есть своя «однушка» в Кузьминках — светлая, уютная, вся пропитанная моим духом. Там ждут мои вышивки, потрёпанные томики и фикус на балконе. Но я здесь. Каждый день встаю в шесть, чтобы успеть сварить кашу, потом Ваню — накормить, переодеть, вывести гулять. Днём — суп, уборка, стирка. Вечером — ужин. А ночью лежу на раскладушке в детской и думаю: неужели это навсегда?
Но я — мать. Я — бабушка. Я не уйду. Жду. Жду, когда дочь скажет: «Мама, мы так тебе благодарны». Или просто: «Мама, отдохни». Может, Игорь как-нибудь обронит: «Без вас бы не справились».
Пока — молчание.
Может, они ещё не понимают. Молодости нужно время, чтобы осознать цену материнской жертвы. Да, порой мне кажется, что для них я — как воздух: есть, но не замечают. Не человек, а функция.
Но я всё равно верю. Верю, что моя любовь и терпение не пропадут даром. Чтобы моя доброта не стала камнем на их шее, а превратилась в опору. Чтобы Аня, когда сама состарится, поняла: важно не просто принимать заботу, но и ценить её.
Пусть пока не готовы. Я подожду. Я — мать. А у нас, матерей, сердца — бездонные, даже когда они ноют от боли. Ведь любовь — это не только давать, но и уметь прощать их неблагодарность, пока они учатся быть благодарными.
