«Невестка даже не скрывает, что меня ненавидит»: она названивает и обвиняет в том, что я ломаю её брак с Мишей
Я, Галина Ивановна, простая женщина шестидесяти лет, мать единственного сына. Всю жизнь положила на него, поднимала одна, пока муж сбежал, когда Мишеньке ещё и трёх не было. Трудилась медсестрой в районной больнице, сутками не выходила с дежурств, лишь бы у сына было всё — и форма к школе, и учебники, и горячий борщ на столе.
Вырос он хорошим парнем — отзывчивым, с правильными мыслями. Горжусь им. Но теперь будто всё это перечеркнуто из-за женщины, которая не просто меня не уважает, а прямо-таки щеголяет своей злобой. Его жена — Светлана.
С первого взгляда она мне не зашла. Слишком кричащая, слишком высокомерная, слишком резкая. Когда Миша впервые привёл её в гости, сразу почуяла неладное — по её взгляду, по тому, как она держалась. Глаза-то большие, тёмные, а смотрят как будто сквозь тебя, без капли уважения. Но себе сказала: «Галя, не предвкутай. Сын влюблён — попробуй принять».
Пошли в кафе познакомиться. И там всё стало ясно. Официанту нахамила, десерт вернула — мол, «не для инстаграма». Разговаривала так, будто все вокруг ей должны. А одета… в короткое платье, из-под которого всё видно, да ещё и с вырезом чуть ли не до пупка. И это — на встречу со свекровью! Еле сдержалась, чтобы не увести Мишу в сторонку.
Списала на нервы, мало ли. Но нет. Год от года хуже. После свадьбы сын почти перестал звонить. Не лезла, но скучала. Через месяц не выдержала — набрала сама. А в трубке — лёд. В другой раз, когда он сам позвонил, отчётливо услышала Светкины слова: «Брось трубку, хватит с ней трепаться». И не шёпотом, а нарочито громко.
Не устраивала сцен, но как-то спросила у Миши: «В чём дело?» Вздохнул, объяснил. Оказалось, у Светланы тяжёлое прошлое. В юности был роман, беременность, её бросили… Ребёнка потеряла. Потом психологи, терапия. Он уверяет, что сейчас всё нормально, просто она мнительная. А я чувствую — не мнительность. Злоба. Наглая, откровенная.
Через пару дней сама Света позвонила и наорала. Обвинила во всём: мол, настраиваю сына, лезу в их семью, всё порчу. Я в шоке. Я?! Та самая, что жизнь на него положила, одна поднимала, — теперь я монстр?!
Миша, как обычно, не заступился. Только своё: «Мам, я взрослый, у меня своя семья». А я кто? Разменная монета? Женщина, что родила, вырастила — теперь даже позвонить не имеет права?
Живут в её квартире. Трёшка, евроремонт. Света любит упомянуть, что сама купила. Понимаю, конечно, жилплощадь — аргумент весомый. Но разве из-за квадратных метров сына от матери отрывают?
Я ничего не требую. Не прошу денег, не ломлюсь в гости. Просто хочу остаться частью его жизни. Услышать, как дела, приехать на пироги, обнять. Разве это преступление?
Порой кажется, Света ревнует. Не к Мише — к моей роли в его жизни. Хотя какая уж там роль… С ней он оживлённый, со мной — словно с посторонней.
Но я всё равно верю. Что он опомнится. Поймёт, что мать — не враг, а жена не должна диктовать, кого любить. Верю, что у них всё сложится. Что любовь к матери — не измена жене.
Я сделала своё дело. Родила, вырастила, отпустила. Но всё равно жду. Жду, что он вспомнит. Позвонит. Обнимет. Не по долгу. А потому что сердце позовёт.
