Разбитые мечты: цена привязанности
Много лет Алёна и Дмитрий мечтали о ребёнке, но судьба оказалась немилосердной – беременность не наступала. Усыновление стало для них единственным выходом. Дорога к этому была тернистой: бесконечные комиссии, бумаги, нервное ожидание. Алёна до сих пор помнила их первый визит в детский дом под Тверью. Детские глаза, полные страха и надежды, смотрели на них, словно умоляя забрать их из этого места. Среди них была Настя – двенадцатилетняя девочка с тёмными косами и большими синими глазами, удивительно похожая на покойную сестру Алёны. Сердце женщины сжалось. Дмитрий мечтал о сыне, но Настя покорила их обоих. Она радостно встречала каждую их встречу, тянулась к ним, словно к родным.
Узнав от директора, что Настю уже пять раз брали в семьи и каждый раз возвращали, Алёна едва сдержала слёзы. «Вечная детдомовка», – так называли девочку. Причины возвратов были туманными, но Алёна не стала копаться. Её доброе сердце не могло смириться с мыслью, что ребёнка столько раз предавали те, кого она успела полюбить. Они с Дмитрием твёрдо решили: Настя станет их дочерью, и никто больше не посмеет её бросить.
Пока шли проверки, они забирали Настю домой всё чаще. В их просторной трешке для неё подготовили отдельную комнату – мечту любого детдомовца, лишённого своего угла. Настя светилась от счастья, а Алёна и Дмитрий окружили её заботой, стараясь залечить старые раны. И тут случилось чудо: Алёна узнала, что беременна. Так бывает – стоит взять приёмного ребёнка, как приходит своё. Они ликовали, но отказываться от усыновления не собирались. Настя стала частью их семьи.
Опека дала добро, и Настя навсегда покинула детский дом – как они тогда думали. Психолог посоветовал подготовить девочку к появлению малыша. Алёна и Дмитрий решились на разговор. Они объясняли, что скоро у Насти будет младшая сестрёнка, что они будут любить её так же сильно, что она навсегда останется их дочкой. Но когда зашла речь о том, что комнату позже придётся делить, Настя будто окаменела. Её взгляд на секунду стал ледяным, почти злым. Она молча встала и вышла, не дослушав.
С того дня Настя стала вести себя странно. Как только родители переступали порог, она бросалась к ним, обвивая шею руками так крепко, что Алёне порой не хватало воздуха. Иногда она подкрадывалась сзади и сжимала её в объятиях, словно боясь, что та растворится. «Я тебя люблю, мам», – шептала Настя, но её взгляд оставался пустым, а зубы стискивались от напряжения. Алёна отвечала лаской, а Дмитрий всё больше тревожился. Психолог, к которому они обратились, провёл несколько сеансов и успокоил их: «Она просто боится потерять ваше внимание. Больше времени – и всё наладится».
Настоящий кошмар начался, когда родилась Соня. Малышка появилась раньше срока, часто плакала и требовала постоянного ухода. Чтобы не тревожить Настю, кроватку поставили в спальне родителей. Алёна разрывалась между дочерьми, выматываясь до предела. Дмитрий помогал: водил Настю в школу, читал ей сказки. Сначала всё шло неплохо. Но потом Алёна стала замечать: стоило оставить Соню с Настей наедине, как малышка заходилась в неистовом плаче. Алёна бросалась в комнату и находила Настю, «заботливо» опекающую сестрёнку. Но однажды она застала её за другим – Настя сжимала Сонин носик, не давая ей дышать. Увидев Алёну, она разжала пальцы, и малышка, судорожно глотая воздух, закричала. Алёна, дрожа, схватила Соню на руки, не в силах поверить в увиденное. Настя молчала, глядя на неё своими огромными синими глазами – пустыми, без капли раскаяния.
Вечером Дмитрий попытался поговорить с Настей. После долгих уговоров она пробормотала, что «вытирала Соне носик». Объяснение звучало нелепо, но психолог снова убеждал: «Ей не хватает тепла». А вскоре произошло новое: Алёна поймала Настю у кроватки с бутылочкой кипятка, которую та собиралась дать Соне. Настя снова молчала, лишь холодно наблюдала за их реакцией. Алёна впервые разглядела в её взгляде не ребёнка, а что-то пугающе чуждое.
Шло время, Соня подрастала, становилась спокойнее. Настя, казалось, свыклась с сестрой, но Алёна больше не рисковала оставлять их одних. Летом они планировали поездку в Сочи – первую для Насти. Но с маленькой Соней путешествовать было опасно, и Алёна мягко объяснила это дочери. Настя взорвалась. Она не плакала – она выла, билась в истерике, колотя кулаками по полу, не слушая разумных доводов. Алёна была в ужасе. Психолог, к их удивлению, снова не увидел проблемы, назвав это «нормальной реакцией». Супруги переглянулись – пора было искать другого специалиста.
В тот вечер, когда Дмитрий уехал в командировку, Алёна сама укладывала Настю. Долго читала ей, разговаривала, пытаясь понять, что творится в душе девочки. Ей даже показалось, что она слишком строга к Насте, что та просто несчастный ребёнок, страдающий от ревности. Но затем Настя вдруг спросила: «А если бы Сони не было? Вы бы любили только меня? Завели бы ещё детей? Поехали бы со мной в Сочи?» Алёна, осторожно подбирая слова, похолодела: Насте нужен был не психолог, а психиатр.
Уложив дочь, Алёна легла спать, измученная. Ночью её разбудил странный шорох. Она открыла глаза и обомлела: Настя, склонившись над Соней, прижимала подушку к её лицу. Алёна вскочила, оттащила её. Соня, бледная, с посиневшими губами, едва дышала. Алёна хотела закричать, ударить Настю, но её взгляд – полный ненависти – сковал её. А потом Настя заговорила. Она ненавидела Соню. Ревновала. Хотела, чтобы её не было. Обещала «исправить» это, потому что Соня – лишняя. Алёна, рыдая, слушала эти слова. Где она ошиблась?
Последовали консультации специалистов, попытки достучаться до Насти. Но она упрямо твердила: Соня должна исчезнуть, иначе она сама это устроит. Алёна и Дмитрий, сломленные горем, приняОни отвели Настю обратно в детский дом, зная, что этот поступок навсегда останется кровавым рубцом на их сердцах.
