Олег сидел за рабочим столом, когда зазвонил телефон. На экране — имя жены. Удивился: днём она звонила редко.
— Привет, Катя. Что случилось? Занят сейчас, — оторвался от отчётов.
— Случилось, — её голос дрожал, срывался на шёпот. — Нас выгнали. Мы теперь без крыши над головой!
— Что?! — Олег вскочил. — С квартирой что? Пожар? Воры?
— Квартира цела… просто нам запретили там жить, — еле выдавила Екатерина.
— Как это — запретили? Кто смеет?!
— Кто?.. Твоя мать! — вырвалось у неё, и в этих словах была вся горечь.
Годами назад они с Екатериной перебрались в Москву с детьми. Старшей — семь, младшему — пять. Начинали с аренды, пахали без отдыха. Потом повезло: отец Кати неожиданно унаследовал квартиру от двоюродного дяди.
— Живите, — махнул рукой старик. — Я на пенсии, налоги не кусаются, собственность на мне, но мешать не стану.
Они сделали ремонт, обставили всё. Жили. Уже считали квартиру своей — хотя на бумаге она таковой не была. Но Катя всё равно тревожилась.
— Мы вложили сюда всё, а правоза нас нет, — твердила мужу.
— Не парься. Наташа и Сергей у родителей, мы тут. Кто нас выгонит? Мы же не чужие.
Но выгнали. И не чужие — а родные.
Всё началось с юбилея отца. Приехали, отметили. А наутро свекровь заявила:
— Решили: племянник Вадим будет жить у вас. Поступил в институт, в общаге тесно. У вас места хватает. Да и квартира, — добавила, — всё равно наша, мы решаем, кто в ней живёт.
Катя онемела. Но Олег лишь кивнул:
— Без проблем. Пусть заезжает.
Она хотела крикнуть, но сдержалась. Не место. Не время. Но что-то внутри треснуло.
Вадим въехал — как хозяин. Раскидывал вещи, ругался матом, не убирал. Ломал всё, к чему прикасался. Потом приехали родители Олега. Проведать «внука». И началось.
— У Вадима грязь на ботинках! — упрекала свекровь. — Почему рубашка не глажена?! Где борщ?!
Она командовала, как полководец. Готовила, стирала, убирала. А потом — прямой удар Кате:
— Не понимаю, как мой сын живёт с такой, как ты! Уходи. Освобождай квартиру.
— Куда я пойду? У детей свои семьи, аренда — ползарплаты…
— Не мои проблемы. Собирайся.
Когда Катя отказалась, свекровь холодно сказала:
— Всё объясню Олегу. Он подпишет на развод.
Катя молча складывала вещи.
Олег узнал — бросил всё.
— Мама, это что за бред?! Ты выгнала мою жену?!
— Она здесь лишняя. Да ещё и пьянствует!
— Что?!
— Слышала, как бутылки звенели в пакете. Что скрываешь? Я таких под своей крышей не потерплю. Квартира моя — мне решать. — Мама, это Вадим выносил пивные банки! — Не вали на паца! Если она ещё раз появится — пеняй на себя.
— Тогда и я ухожу с ней.
— И прекрасно. У Вадима девушка есть, им жильё нужно.
Олег стиснул зубы.
— Хорошо. Два дня.
— Катя, не плачь. Всё вывезем — Максим поможет, у него гараж. Купим своё жильё. Пусть не такое, как хотели, зато — наше.
Через три дня свекровь вернулась с Наташей — с сумками, как в эвакуацию. Консервы, крупы, одеяла…
— Они что… съехали?! — остолбенела Наташа.
— Пусто… Нет даже плиты… Холодильника… Кроватей…
— На балкон сложим.
— Там снег! Мама, тут спать негде!
Раиса Степановна набрала сына — он не отвечал. Внуки тоже.
— Рая, это бабуля… — дрогнувшим голосом сказала она внучке, но в трубке прозвучало:
— Больше не звоните!
В квартире остался лишь старый, засаленный диван. И таз в ванной — немой свидетель конца.
Через полгода Катя варила суп в новой квартире. Звонок. Незнакомый номер.
— Сынок, это я… Мама… Ты не звонишь… Прости меня. Возвращайтесь. Живите здесь.
— Мы уже живём. В своём.
— В своём? Зачем вам ещё квартира? Есть же наша!
— Ваша — ваша. А у нас — своя.
— А внуки? Они меня забыли!
— Им ничего не надо. У нас всё есть. Забудь про ту квартиру. Мы туда не вернёмся.
Олег положил трубку. Эта страница перевёрнута. И больше — не откроется.
*Иногда своё — даже маленькое и скромное — дороже чужого, пусть и просторного.*
