Мать сдавала мне мою же комнату за деньги, а теперь требует, чтобы я её содержала: спустя годы я наконец ответила
Мне стукнуло восемнадцать, и мама, даже бровью не повёв, заявила: «Взрослой быть — взрослым и быть. Либо платишь за угол, либо вон из дому». Говорила она это не в сердцах, а спокойно, будто счёт за проживание в собственном детстве — самая обычная вещь на свете. А я в тот момент даже не поняла, как больно слышать такое от человека, которого любишь без всяких условий.
С пелёнок мама не уставала напоминать, что квартира — её. Даже в семь лет я знала: «Тут хозяйка я, и решаю только я». Врывалась без стука, рылась в моих вещах, даже кровать передвинуть не разрешала. Я жаловалась, что от батареи печёт, голова болит, дышать нечем — в ответ лишь отмахивалась: «Выдумываешь!» Лишь когда меня стошнило, и врач строго сказал: «Перегрев», мама нехотя позволила отодвинуть кровать на полметра.
Я, как все дети, любила её. Долго верила, что любовь — это молчать и терпеть. Думала: буду послушной — мама заметит. Но она видела лишь то, что ей удобно. Если я не мешала, сидела тихо — будто меня и не было.
После школы поступила в университет родного города. На выпускной мама не пришла. Зато в день совершеннолетия явилась с ультиматумом: «Плати или уходи». «Я тебя вырастила, накормила-напоила — долг выполнен». Шок. Ни работы, ни родни. Пришлось согласиться.
Назавтра устроилась ночной посудомойкой в забегаловку у вокзала. Утром — пары. Спала урывками. Вся зарплата уходила на «аренду» у родной матери да на дешёвые макароны. Первые месяцы — ад. Потом стала помощницей повара. Появился свет в конце тоннеля — и Сашка.
Он работал официантом, снимал угол, приехал из Рязани. Виделись редко — оба вкалывали. Но каждая минута с ним была счастьем. Как-то раз рассказала ему про маму. Он слушал, глаза округлялись. «У нас в семье грошей не было, — сказал. — Но родители последнюю картошку в посылку клали, когда я в городе учился».
Не выдержал, предложил съехаться. Вдвоём дешевле. Я даже не раздумывала. Когда перевозила вещи, мама ни слова не сказала. Только следила, чтобы «её» чашку не прихватила. Постельное не отдала. На прощание бросила: «Замки поменяю». Хлопнула дверью.
С Сашкой зажили душа в душу. Через год расписались. Сначала переехали к его родителям, потом сняли домик, а затем и купили его. Родились двое детей, завелись куры, огород. Всё, как мечтала.
Прошло десять лет. Полгода назад раздался звонок. Номер я не меняла — вот и дозвонилась. Мама говорила, будто мы вчера виделись: «Почему не звонишь? Не навещаешь?» Не дослушав, перешла к делу: без работы, пенсии нет. «Ты обязана помогать. Я тебя растила, теперь твой черёд».
Руки дрожали. И впервые в жизни я высказала всё. Про её «заботу», про плату за детство, про обиды и пустоту. Голос срывался. Говорила, пока не закончились слова. А она… Молчала. Потом сухо бросила: «Ясно. Ладно. А теперь — скинь денег».
Я положила трубку. Заблокировала номер. Но звонки посыпались с других. Угрозы, шантаж, требования алиментов.
Теперь я не чувствую вины. Никому ничего не должна. И впервые в жизни не боюсь сказать это вслух.
