Судьба в деревне
Затерянная среди вековых елей деревня Сосновка под Вологдой встретила нас лютым утром. Назавтра предстояло знакомиться с будущей свекровью, и я, Марфа, не могла унять дрожь в коленях. Подружки, уже замужние, старались подбодрить, но лишь нагнали страху:
— Держись гордо, ты не из трущоб!
— Не давай свекрови верховодить, сразу покажи зубы!
— Хороших свекровей не бывает, запомни!
— Это ты им честь делаешь, а не наоборот!
Ночь прошла без сна, к утру я была похожа на покойницу. Мы с моим женихом, Валерием, встретились на полустанке. Два часа в душной электричке казались вечностью. Выйдя на платформе, мы зашагали через заснеженный городок, а потом углубились в бор. Морозный воздух пах смолой и праздником, снег скрипел под валенками, а ели шептались над головами. Я уже коченела, когда вдали показались крыши Сосновки.
У калитки нас ждала маленькая старушка в поношенном полушубке и выцветшем платке. Не окликни она нас — прошла бы мимо.
— Марфушка, родная, я Агафья Семёновна, мать Валерки. Добро пожаловать! — Скинув потертую варежку, она крепко сжала мою ладонь. Её взгляд, острый как шило, будто пробивал насквозь. По узкой тропинке меж сугробов мы вошли в старую избу из почерневших брёвен. Внутри пышал жаром раскалённый самовар.
Словно перенеслась в прошлый век. В сотне вёрст от Вологды — ни водопровода, ни нормального сортира, только дыра в сенях. Телевизор? Да не в каждой избе. Тусклый свет керосиновой лампы едва разгонял полумрак.
— Мам, давай светлее сделаем, — попросил Валерий.
Агафья Семёновна нахмурилась:
— Не в барских хоромах живём. Или ты, Марфуша, ложку мимо рта пронесёшь? — Но, взглянув на меня, смягчилась. — Ладно, сынок, щас поправлю.
Она прикрутила фитиль, и свет стал ярче.
— Голодные, поди? Щи наварила, милости просим! — Засуетилась, разливая дымящуюся похлёбку.
Мы ели, переглядываясь, а она сыпала ласковыми словечками, но её взгляд, как нож, резал мою душу. Я чувствовала себя на допросе. Когда наши глаза встречались, она тут же находила дело: то хлеба нарежет, то дров подкинет.
— Самоварчик поставим, — тараторила она. — Чай не простой, с морошкой. Да мёдку малинкового, хворь выгонит, душу согреет. Угощайся, гостья дорогая!
Мне казалось, я попала в сказку времён Ивана Грозного. Вот-вот выйдет режиссёр и крикнет: «Стоп, снято!» Тепло, сытная еда и сладкий чай разморили меня. Так и тянуло на печку, но у Агафьи Семёновны были другие планы.
— Ребята, сбегайте в лавку, возьмите муки пару кило. Пирогов напечём, к вечеру родня подтянется: сестры Валерки, Ольга с Настей, да Анфиса из Вологды с женихом. А я картошку пожарю, кисель сварю.
Пока мы одевались, она выкатила из-под лавки огромную кадушку с квашеной капустой и, руби— Пока вы в лавку сходите, я капусту-то пошинкую, да пусть пироги вас ждут, — сказала Агафья Семёновна, ухмыляясь так, будто знала, что мне не избежать её испытаний.
