— Ну, я пошёл… Катенька.
— Иди.
— Ухожу, Катя, слышишь?
— Да иди уже, Сашенька.
Лишь когда дверь захлопнулась за Александром, Екатерина отпустила слёзы. Она сидела в старом бабушкином кресле, поджав колени, и плакала тихо, как в детстве, боясь, что кто-то услышит. Рыдала, пока не начала икать, словно девочка малая.
Как жить без него? Без человека, с которым прошла столько лет?
Катя поднялась, чтобы поставить ужин, но замерла. Зачем? Саши нет. Она рухнула обратно в кресло, и слёзы хлынули вновь.
Но тут вспомнила — дети. Скоро вернётся дочь Настя, студентка, голодная после лекций. Потом придёт сын Ваня, задержался на футболе. Их кормить надо. Вытерла слёзы и пошла на кухню.
Вечером дети ввалились как всегда — шумные, толкаясь. Но быстро заметили отсутствие отца.
— Мам, а папа где? В командировке? — спросила Настя.
— Да, кстати, где он? — подхватил Ваня.
Катя не выдержала. Слёзы хлынули снова, опустилась на стул и зарыдала.
— Мам, что случилось? Он… болен? — испугалась Настя.
— Нет… ушёл… к другой.
— Чего?! — хором вскрикнули дети. — Шутишь?
Но не шутила.
У Вани задрожала губа. Хоть и футболист, но в шестнадцать всё ещё мальчишка. Смотрел на мать, на сестру, едва сдерживая слёзы.
— Так, — Настя резко провела рукой по лбу. — Ваня, марш умываться, потом уроки. Мам, хватит реветь, надо думать.
Настя была решительной, быстрой. Ваня, не переча, покорно ушёл.
Позже она заглянула к нему.
— Плачешь?
Ваня молча потряс головой.
Сестра обняла его, потрепала по волосам.
— Всё будет, братик. Мы семья. А он там один — ему хуже.
— Его жалеть, что ли? — взорвался Ваня.
— Нет. Мы будем счастливыми. А он пусть поймёт, что потерял.
Успокоив всех, Настя закрылась в ванной и там, наконец, дала волю слезам. Как? Как её отец, самый надёжный на свете, мог так поступить? Не красавец, простой мужик с брюшком, которого мама откормила пирожками. Шутил средне, только Катя хохотала. Ездил на старенькой «восьмёрке», чинил её сам. Работал мастером на заводе — зарплата скромная.
Но в их доме всегда был покой. Настя гордилась: «Мой папа — единственный, кто не гуляет». А оказалось…
Слёзы текли, она смывала их холодной водой.
Жизнь потекла дальше. Слово «папа» исчезло. Теперь говорили «он» или «отец», да и то редко.
Однажды Настя услышала за спиной:
— Настенька! Подожди!
Обернулась. За ней, запыхавшись, бежал отец — нелепый в тесном костюме, галстук душил.
Она отвернулась и ускорила шаг.
— Дочка, ну постой! — умолял он.
— Чего тебе? — бросила ледяно.
— Держи, — протянул пачку рублей. — Много тут. Приходи к нам. Лидия, она хорошая, шубами торгует. Тебе шубку выберем. Маме на юбилей норковую! Лидия разрешит. Скоро в Турцию летим за товаром…
— Иди… в лес, — отрезала Настя.
— Зачем в лес, доча?
— За шубами. На три буквы не могу — воспитание не позволяет… папа.
Александр остолбенел. Будто ледяной водой окатили. Он знал — дома туго с деньгами. Жили скромно, а он… путался с Лидкой.
Всё началось с коллеги, Витьки. Тот позвал к подруге, а там — Лидия. Сначала она ему не нравилась: крикливая, яркая, крупная. Смотрела так, будто съесть хотела. Саша посидел чуток и ушёл.
Тогда впервые солгал Кате: «Задержался». Сердце колотилось, стыдно было до тошноты. Катя решила, что он заболел, а у него просто от стыда температура подскочила.
Потом Витька опять уговорил: «На часик!» И снова Лидия.
— Ты че, Сань? Она шубы возит, два магазина! Кате норковую купишь!
— Да зачем? У меня Катя есть.
— Да ладно! Скучно же. Шубу хочешь?
— Хочу…
И пошёл. А там — раз, другой. Всё из-за шубы проклятой. Сам не понял, как оказался в постели с Лидкой. Рыдал потом, ехал домой — стыдно до тошноты было. А Катя узнала… и выгнала.
Лидия ликовала.
Вечером Настя была мрачнее тучи.
— Он к тебе приходил? — пробормотал Ваня.
— А к тебе?
Брат кивнул.
— Сказал, чтоб не подходил. Предатель.
Настя молча согласилась.
Александр тосковал.
— Ты чего, Санечка? — спрашивала Лидия.
— Дети… Катя… не разговаривают. Деньги предлагал — гордые. А ведь знаю, им тяжело…
— Сама выгнала, — пожала плечами Лидия.
— Сама… Но как узнала? Мы же тихо…
Лидия поднялась с кровати — такой роскошной Саша и не видывал, — поставила бокал шампанского.
— Это я ей сказала, — равнодушно бросила она.
— Как?!
— Ну, позвонила. В подробностях описала твою родинку… и как ты плачешь после…
— Ты?! ЗАЧЕМ?!
— А как бы ты ко мне попал? Сань, ты куда?
— Домой. К жене.
— Она тебя выгнала, дурак!
— Ничего. Простит. А не простит — в подъезде жить буду.
— Сань, мы же шубу ей…
— Оставляй себе, Лидия Семёновна. Ищи другого.
— Катя, Катюша…
— Всё сказала, Саша.
— Послушай! Я не хотел… Витька подговорил: «Шубу Кате достанете». А эта… сама тебе всё рассказала. Я лишь шубу хотел… к юбилею… А ты выгнала.
— Уходи.
— Сидит? — спросила Катя у Насти.
— Сидит. Дождь пошёл, промокнет.
— Чёрт с ним… Шубу, говорит, хотел подарить.
— Позвать? — тихо спросила Настя.
— Не знаю… Ваня, как думаешь?
Ваня молВаня шмыгнул носом, отвернулся к окну и тихо пробормотал: «Позовите, а то простудится совсем, дурак».
