**Цена обмана: как фильтровщик стал водяным**
Сегодня старушка в хрущёвке на окраине Уфы открыла дверь так быстро, будто ждала меня. На пороге стояла худая, как спичка, бабка лет под восемьдесят, но глаза у неё были острые, будто у сороки.
— Здравствуйте, — сказал я, натянуто улыбаясь.
— Здрав будь, паренёк, — кивнула она. — Заходи, продует ещё. Из соцзащиты, что ли?
— Нет, я представитель фирмы по очистке воды. У нас новейшие фильтры — водопроводную сделаем родниковой, как в старину, когда из реки пили без опаски.
— Ох, водяной, значит? — она хитро прищурилась. — Ну-ка, заходи, покажи своё чудо.
Я вытер ноги о вытертый половик и шагнул внутрь.
— Можно в обуви? — спросил, глядя на потрёпанный линолеум.
— Да хоть в сапогах, — махнула рукой бабка. — Дочка моя полы моет, а я уж старенькая, не до уборки.
— Да вы бодрячком! — соврал я автоматически. — Щёчки румяные, глазки блестят! Где у вас кухня? Покажу фильтр.
— Ох, льстец, — засмеялась она. — Давно я в зеркало не глядела — дочка повыше все развесила, чтоб не пугалась. Пойдём, покажу твою лабораторию.
Кухня была маленькой, но чистой. Чайник блестел, на подоконнике — герань да мята в блюдечке. Бабка уселась за стол, а я начал представление: крутил краны, наливал воду, показывал, как грязь остаётся в фильтре.
— Куплю, — вдруг сказала старуха. — Но сперва чаю выпьем. Одна пить невкусно, а с гостем — как мёд. Минут пять, не больше.
Я хотел отказаться, но кивнул. Она ловко вскипятила воду и заварила чай — ароматный, с какой-то незнакомой пряностью.
— Семья есть? — спросила, разливая по кружкам.
— Нет, один.
— И правильно. Рано тебе оковы. Чай нравится?
— Очень. Где такой берёте?
— Лесные духи дарят, — усмехнулась она.
Я фыркнул:
— А сами-то не боитесь дверь открывать? Нынче мошенников — как голубей на площади.
— Мне-то чего бояться? — она прищурилась. — Я своё отжила. Теперь моя очередь пугать. Особенно таких, как ты.
Тут у меня вдруг голова закружилась, и язык сам развязался:
— Да кому эти фильтры нужны! Я их за сто рублей беру, а впариваю за три тысячи. Иногда ещё краску в воду капаю — для эффекта. Бабки верят, вот и хожу, лапшу вешаю…
Я осекся: чёрт, как это вырвалось?!
— Ну вот и хорошо, — кивнула старуха. — Чай-то волшебный. Кто его пьёт — правду молвит.
Я вскочил:
— Что за дурь?!
— Ничего особенного. Ты же сам сказал — водяной. Вот и будешь им. Наш речной дед замучился — не справляется. Так что десять лет будешь воду чистить, рыб кормить, тину убирать. Может, потом обратно в люди выйдешь.
Я даже пикнуть не успел — тело стало жидким, затем туманом, а потом и вовсе серебристым ручейком, плеснувшимся в таз.
— Вот и договорились, — сказала бабка, выливая меня в раковину. — Устроился паренёк. Вон, тот, что счётчики менял, теперь молнии гоняет. А ты — водой заправлять будешь. Познакомитесь.
Она поставила кружки в мойку, напевая под нос. Потом глянула в потускневшее стекло буфета.
— Почему не отражаюсь, почему не отражаюсь… — передразнила бывшего «менеджера».
— Да потому что старее всех зеркал в этом доме. Лет триста, не меньше. Дочка знает, потому и повыше развесила — чтоб люди не пугались. Не всякую правду с утра подавай. А я живу. И порядок навожу. Стихии беспорядка не терпят.
Она подошла к окну, посмотрела на тучки и усмехнулась:
— Справедливость — она, как чай. Главное — правильно заварить.
