В хрущёвке на окраине Екатеринбурга дверь открылась мгновенно, будто хозяйка ждала гостя. На пороге стояла худая старушка лет восьмидесяти с бойкими, хваткими глазами.
— Добрый день, — учтиво поздоровался молодой человек, слегка улыбаясь.
— И тебе не хворать, внучок, — кивнула бабка. — Заходи, чего на сквозняке торчать? Из соцзащиты, что ли?
— Нет, я из фирмы по очистке воды. Ставим новые фильтры. С ними вода из крана — как из родника, чистая, как в старину, когда прямо из реки пили.
— Ой ли! — старуха бровь приподняла. — Значит, водяной ты, что реки чистишь? Дело нужное. Проходи.
Парень тщательно вытер ноги о потрёпанный коврик и переступил порог.
— Можно в обуви? — спросил он, косясь на вылинявший линолеум.
— Да брось, дочка после помоет. Она у меня молодая, а я — старая перечница. Не до уборки мне.
— Да вы чего, бабуль! Вы огурцом! Щёчки ведь румяные! — соврал парень с натренированной вежливостью. — Где кухня? Покажу, что за чудо принёс.
— Ой, подлизываешься, а мне приятно. Я в зеркало-то лет десять не глядела — дочка повыше повесила, мне даже макушки не видать. Пойдём, покажу тебе твоё «поле деятельности».
Кухня была малюсенькая, но уютная. Чайник блестел, на подоконнике — герань да блюдце с душицей. Старуха присела, а парень за дело принялся: откручивал, демонстрировал фильтры, наливал воду в баночки и восторженно сравнивал «грязную» и «очищенную».
— Куплю твой фильтр, — вдруг сказала старуха. — Но сперва чайку попьём. Одна невкусно, а с человеком — как мёд. Пять минуток — и делу время.
Парень замялся, но согласился. Бабка лихо вскипятила отфильтрованную воду и заварила чай — ароматный, с незнакомыми пряными нотками.
— Семья у тебя есть, внучок? — спросила она, разливая по кружкам.
— Нет, холост.
— И правильно. Рано тебе о детях. Чай-то нравится?
— Очень. Где такой берёте? Я бы тоже приобрёл.
— Лесные духи дарят на именины, — усмехнулась старуха.
Парень фыркнул. Решил продолжить шутку:
— А вы-то чего дверь не запираете? Нынче жуликов — как собак нерезаных.
— Да чего мне бояться, родной? Я своё отжила. В мои годы пора самой людей пугать, а не дрожать. Тем более таких, как ты.
Тут парень вдруг почувствовал, как голова стала лёгкой. И… язык развязался:
— Да кому эта вода сдалась! Фильтры за сто рублей покупаю, а впариваю за две тысячи. Порой и подкрашу её для эффекта. Бабки ведутся. Вот и хожу, лапшу на уши вешаю…
Сам не понял, как проговорился.
— Вот и славно, — кивнула старуха. — Чай-то у меня, как говорила, не простой. Лесные духи собирают. Кто выпьет — правду выдаст.
Парень вскочил.
— Что за… что вы наделали?!
— Да ничего особенного. Ты сам назвался водяным. Вот теперь и будешь им. Наш речной дедушка совсем замотался — не справляется. Помогать ему станешь: воду чистить, рыб кормить, за илом следить. Десять лет отработаешь — может, в человека обратно превратишься. А пока — добро пожаловать в стихию.
Парень даже пикнуть не успел — стал превращаться в каплю, потом в дымку, потом в серебристый ручеёк, который плеснулся в оцинкованный таз.
— Вот и ладно, — сказала старуха, выливая воду в раковину. — Устроился паренёк. Мечты сбываются. Тот, что счётчики «менял» — теперь молнии по небу раскидывает. Воздухом заправляет. А ты — водой. Познакомитесь.
Она поставила кружки в мойку, тихо напевая. Потом глянула в потускневшее стекло буфета.
— «Почему не отражаюсь, почему не отражаюсь…» — передразнила бывшего «продавца».
— Да потому что старее всех зеркал в этом доме. Триста лет, не меньше. Дочка-то знает, вот и повыше повесила — чтоб не пугать. Не всякую правду с утра слушать приятно. А я — живу. И порядок навожу. Стихии беспорядка не терпят.
Бабка подошла к окну, посмотрела на небо и снова усмехнулась:
— Справедливость должна быть. Даже если её приходится в чайнике заваривать.
