Людмила Петровна с самого утра хлопотала на кухне: нарезала овощи для салата, варила борщ, ставила в духовку курицу с картошкой, протирала пыль с хрустальных бокалов. Дважды сбегала в магазин — вернулась с тортом «Прага» и тяжёлыми пакетами, столкнувшись у подъезда с соседкой.
— Опять празднуешь что-то, Людка? — ухмыльнулась Галина Семёновна, завзятая сплетница, не покидавшая свою скамейку у подъезда.
— А как же! Светочка моя приедет! — восторженно ответила Людмила Петровна и, кряхтя, потащила покупки на третий этаж.
— Ну-ну… — буркнула Галина, оставаясь на месте. — Всё дрожишь над этой своей Светкой. А она даже позвонить не удосуживается…
Подруга давно качала головой — Людмила слишком слепо любила взрослую дочь. Та пропадала месяцами, а мать каждый вечер подходила к окну, будто ждала чуда.
— Люд, ну сколько можно? Ты же сама себя мучаешь. Нынче старики — лишний груз. Надо было её давно в строгости держать, а не баловать тортами.
Но Людмила Петровна не могла иначе. Сердце — не кран, его не закроешь. Света была её единственной радостью, хоть и отвечала на любовь холодом.
Когда дочь наконец позвонила и сухо бросила: «Заеду вечером», — сердце старушки заколотилось, словно молот. Она металась по квартире, перестилала постель, готовила ещё одно блюдо… И вот — звонок в дверь.
На пороге стояла её Светлана: высокая, стильная, с ледяным взглядом, в солнцезащитных очках и с крошечным шпицем на поводке.
— Привет, мам, — равнодушно бросила она.
— Здравствуй, родная! Раздевайся, садись, я всё приготовила!
Людмила Петровна засуетилась на кухне, раскладывая угощения. Света молча прошла за ней, оглядывая квартиру с безразличием.
— Вот котлетки, салатик, твой любимый торт…
— Мам, я ненадолго. Уезжаю в Питер. Насовсем. Дорого сюда мотаться, так что, наверное, лет пять не увидимся. А это — Дина. Бывший подарил, зачем — не знаю. Мне её тащить с собой неудобно. Ты же одна — пусть живёт у тебя. Ей два года. Не переживай, она тихая.
Людмила Петровна оцепенела. Торт, котлеты, накрахмаленная скатерть — всё стало вдруг ненужным. Она смотрела на дочь, которая даже не сняла очков.
— Хорошо… — прошептала она.
— Спасибо, мам. Целую. — Света чмокнула её в щёку, сунула поводок и скрылась за дверью.
Через несколько минут Людмила Петровна стояла в прихожей с дрожащим пёсиком в руках. Она никогда не любила собак. С больными суставами, мизерной пенсией и вечной усталостью — что ей теперь делать с этим комочком шерсти?
— Пойдём, Динуся, к Галке… Может, она тебя возьмёт…
Но едва соседка открыла дверь, как фыркнула:
— Ты совсем рехнулась, Людок? Мне ещё собака твоя сдалась! Ковры мне попортит, шерсть везде будет!
— Да она же чистоплотная… Светина всё-таки… Пожалуйста, Галя, у тебя же дача есть…
— А у тебя — голова на плечах! Сколько я тебе говорила: не распыливайся на неё. А теперь вот — «подарочек» получила. Сдай куда-нибудь — и дело с концом.
Пёсик молча смотрел на старушку тёмными глазами. В них читались страх, покорность и… знакомое одиночество.
— Похоже, мы с тобой одной крови, — вздохнула Людмила Петровна. — Тоже никому не нужны.
— Делай что хочешь, — буркнула Галина. — Без меня.
Так начались трудные дни. Дина требовала прогулок по пять раз в день. Спина ныла, ноги подкашивались. Но пёс словно понимал — терпел, не лаял, не скулил. В дождь — ждал у порога. В зной — прятался под кроватью. Постепенно Людмила Петровна стала чувствовать… что в доме появилась жизнь.
Даже когда Галина перестала с ней разговаривать. Да, подруга отвернулась, зато в квартире поселилось тепло.
Прошёл год. Последний год Людмилы Петровны. Сердце не выдержало. Соседи нашли её на кухне, а собака всё это время сидела у двери, не притронувшись к еде.
Через неделю в квартиру вошла Светлана. Без предупреждения.
— Фу, как здесь воняет… — поморщилась она. Дина залилась лаем.
— Замолчи! Хозяйки больше нет. Придётся тебя забрать. Квартиру продам — ты мне здесь ни к чему.
На кладбище Света подошла к свежей могиле.
— Спасибо за квартиру и сбережения. И Дину твою тут оставлю.
Бросив поводок, она ушла.
Пёсик подбежал к холмику, обнюхал землю и лёг рядом. Он знал — это его дом теперь.
Прошло два дня. Дина не уходила. Не ела. Не вставала.
На третий день появилась Галина Семёновна. С ромашками.
— Вот ты где, кроха… — прошептала она, увидев собаку у могилы. — Ну что ж, Петровна… Всю себя дочке отдала. А в итоге… только пёсик верным остался.
Она присела, погладила всклокоченную шерсть.
— Ладно. Пойдём, заберу тебя. Не могу я так. Если Людка смогла — и я справлюсь. Главное — не забывать, что мы люди.
С этими словами она взяла Дину на руки. Из-за туч выглянуло солнце. Впервые за долгие дни…
