Константин стоял у окна своей новостройки в Люберцах, и ему казалось, будто воздух за ними стал тяжёлым, словно свинец. Он задыхался в собственной жизни. Всё, что прежде казалось нерушимым, рассыпалось в прах. Он глядел на хмурое небо и вдруг ясно осознал — пути назад больше не существует.
Раньше у него была семья. Ольга — жена, с которой он прожил пятнадцать лет. Надёжная, спокойная, рукодельница. Две дочери, уютная трёшка, дача в Кратово, совместная студия дизайна. Всё было чётко, надёжно… и до оскомины привычно. Каждое утро — один и тот же сценарий. Разговоры — про ремонт и школу, заботы — про ипотеку и кружки. Константину казалось, будто он заперт в своей же квартире, будто в позолоченной клетке.
А потом в их бюро взяли новую сотрудницу — Алёну. Молодая, дерзкая, с искрами в глазах. Она хохотала над его шутками, смотрела с обожанием, случайно касалась руки. Внутри него пробуждалось что-то забытое — азарт, интерес, чувство, будто он снова двадцатилетний. Он стал задерживаться на работе, исчезать по вечерам. Ольга не спрашивала, и он даже был ей благодарен — меньше объяснений, меньше упрёков.
Но всё это не было случайностью. Алёна знала, чего хотела. И она хотела Константина. Они стали чаще оставаться вдвоём, встречаться вне офиса, делить ужины, разговоры, затем — постель. Он сам не заметил, как это увлечение стало реальностью. И однажды, не выдержав, собрал вещи и ушёл.
Ольга встретила его молчанием. Без скандала, без слёз. Только посмотрела в глаза и тихо сказала:
— Запомни этот день, Костя. Ты сам его выбрал.
Первое время с Алёной казалось праздником. Она была нежной, смешливой, страстной. Он чувствовал себя важным, интересным, желанным. Но скоро магия испарилась. Алёна стала катком: упрекала в невнимании, в маленькой зарплате, в том, что он слишком много работает. И тогда впервые ему захотелось вернуться… туда, откуда он ушёл.
Повод появился сам — Ольга позвонила, попросила отвезти дочек на дачу на выходные. Он согласился, радуясь шансу сбежать от нового быта, который начал его давить. С девочками они провели три дня. Пекли блины, катались на лыжах, смеялись до слёз. Он даже удивился, насколько это было просто и светло. И впервые за долгое время сердце сжала тоска — по тому, что он так глупо потерял.
Он позвонил Ольге. Хотел поговорить. Объясниться. Вернуться. Она выслушала. А потом ответила:
— Условия просты. Ты бросаешь Алёну. Уходишь. Начинаешь с чистого листа. Но знай: доверия больше не будет. Это будет другая жизнь, не прежняя.
Он не ответил сразу. Всё казалось слишком жёстким. Слишком навсегда. А потом Алёна сообщила, что беременна. Он молчал. А потом сдавленно выдохнул: «У меня будет сын…»
Радость смешалась с ужасом. Он не был уверен, любит ли её. Не знал, ребёнок это — спасение или конец. Он чувствовал — всё, построенное на измене, не может быть крепким. Его рвало между двумя берегами — между дочками и будущим сыном, между Ольгой и Алёной, между прошлым, которое предал, и настоящим, которое пугало.
Они встретились с Ольгой в парке. Он выложил всё, без утайки. Просил прощения. Она долго молчала, а потом сказала:
— Костя, теперь всё понятно. Мне даже легче, знаешь? У тебя будет сын. У меня — новая жизнь. Возврата нет. Не потому, что я тебя ненавижу. А потому, что я себя уважаю.
Константин встал, посмотрел на неё. Сильная, спокойная, взрослая. Совсем другая. И вдруг понял — он всё потерял. Сам. По собственной воле. И теперь ему некуда идти. Только вперёд — по дороге, которую выбрал сам. Даже если она ведёт в тупик.
