**Подарок с горечью**
Мы с женой, Натальей, ужинали на кухне. Вечер был тихим, чайник на плите остывал, а из окна тянуло первым осенним холодком. Вдруг зазвонил телефон. Глянул на экран — незнакомый номер.
«Кому я мог понадобиться в такой час?» — проворчал я.
«Подними трубку, узнаешь», — улыбнулась Наташа, не придав значения.
Я вышел в коридор. Через несколько минут вернулся — бледный, с пустым взглядом, будто увидел призрак.
«Что с тобой, Гриша? — Наталья вскочила со стула. — Ты будто смерть свою увидел!»
«Наташ… У меня есть дочь. И мне нужно её забрать…»
Когда-то у меня действительно была семья. Моя первая жена, Ирина, родила мне дочку — Аринку. Но уже через два года брак трещал по швам. Ирина срывалась по любому поводу: мало денег, мало внимания, «мало помогаешь».
Я терпел. Ради дочки, ради семьи. Другие говорили: может, у неё послеродовая депрессия, надо к врачу. Но я знал — Ирина и до Аринки была такой. Просто теперь стало хуже.
Она не улыбалась. Никогда. Даже с дочкой играла не от души, а словно по обязанности. Сердце сжималось, глядя на это.
Когда я в отчаянии предложил ей сходить к психологу, она взорвалась:
«Ты что, меня за психа считаешь?!»
Это стало последней каплей. Я подал на развод. А Ирина, будто мстя, увезла дочь в другой город. Адреса не оставила. Алиментов не требовала. Исчезла.
Я пытался искать. Но воспоминания о ссорах с ней были такими тяжёлыми, что в какой-то момент махнул рукой. Решил — пусть дочь растёт с матерью. Не представлял, насколько ошибался…
Ирина не простила. Ни меня, ни жизнь. Злость, которую она копила, со временем отравила всё вокруг. И дочь тоже.
Аринка росла в доме, где не было ни праздников, ни тепла, ни смеха. Про день рождения она впервые услышала в детском саду.
«Мам, у Вовки сегодня праздник! Ему подарили машинку! А мне?»
«Нет, — отрезала Ирина. — Это я тебя рожала. Мне праздновать надо. Больше глупостей не спрашивай.»
Ёлку не наряжали. Смеяться запрещалось. Конфеты считались роскошью. Даже мультики не одобрялись. Жизнь была серой, и никто не знал, что маленькая Аринка мечтала: когда вырастет — купит себе целую коробку конфет.
Соседи сторонились Ирину. Её не любили, побаивались. Шёпотом говорили: «С ней что-то не то». Оказалось — правы.
Однажды Ирине стало плохо. К врачам она не верила, и «скорую» вызвали слишком поздно. Её увезли, не обещая ничего. Перед этим она шепнула соседке имя отца Аринки, его фамилию и город.
Девочка осталась у той женщины. Тихая, замкнутая, она даже не поняла, что мама не вернётся.
Опека быстро нашла меня. Я уже полгода был женат на Наталье. Когда услышал, что можно забрать дочь, не раздумывал ни секунды.
«Я поеду. Я обязан её вернуть», — сказал я Наталье.
«Конечно. Я поеду с тобой, если нужно. Или останусь. Но ты должен быть с ней.»
Аринка не помнила меня. Боялась — вдруг будет хуже, чем с мамой? Но когда в дверь вошёл я — с огромным плюшевым медведем и пакетом конфет, в её глазах мелькнула искра.
Сладости. Тепло. Доброта. Её детское сердце решило: плохой человек не принёс бы конфет.
Пока она осматривала подарки, соседка рассказала об Ирине. Я слушал, сжимая кулаки. В горле стоял ком. Господи, почему я сдался? Почему не боролся?
Через пару дни бумаги были готовы. Аринка переехала ко мне. Наутро я спросил за завтраком:
«Скоро твой день рождения. Что хочешь в подарок?»
Она растерялась.
«Не знаю. У меня никогда не было подарков. Мы не праздновали…»
Я едва не выронил ложку.
«Как это? Почему?»
«Мама говорила, я не заслужила. Это не моя заслуга — что родилась.»
Я встал и молча вышел. Наталья последовала за мной. Я стоял на кухне, упёршись руками в стол.
«Она просила… просто конфет. Конфет, Наташа! То, что у детей всегда должно быть! Как я допустил такое?..»
«Не вини себя, — прошептала она, обнимая меня. — Главное, теперь она дома. С тобой. С нами. Мы ей всё вернём. Даже то, чего у неё никогда не было.»
Через неделю в доме царил праздник. Шары, гирлянды, запах пирогов. Аринке исполнялось семь. Она проснулась — и решила, что всё ещё спит. Комната украшена, на столе торт со свечами. Её обнимали, поздравляли, смеялись. И она впервые в жизни смеялась в ответ.
В парке она каталась на каруселях, ела сладкую вату, получала подарки. Семь — по одному за каждый год без радости.
Я плакал в машине, пока Наташа укачивала заснувшую у неё на плече Аринку.
«Я больше никогда её не отпущу, — сказал я. — Она мой шанс всё исправить.»
Прошёл месяц. Аринка уже бегала по дому с Натальей, смеялась, звала её «тётей Наташей», помогала готовить.
А через год, за завтраком, вдруг спросила:
«А можно я буду звать тебя мамой?»
Наталья чуть не уронила чашку.
«Конечно, родная», — прошептала она, крепко обняв девочку.
И в тот момент я понял — моя семья стала целой. А в доме снова поселилось счастье.
