**«Ты кормил меня обещаниями, а он — ужином»: как Вячеслав потерял всё**
Вячеслав метался по тесной кухонке, будто медведь в берлоге. То ладони потирал, то ложки двигал, то сахарницу крутил — искал хоть какую-то точку опоры в этом проклятом быте, который сам же ненавидел. В голове вертелось: надо решить. Надо закончить. Хватит. Он больше не может.
Катерина, конечно, расплачется. Будет умолять остаться. Начнёт рассказывать, как выбивается из сил, как старается. Пообещает, что всё ещё можно починить. Но он-то знает: всё. Конец. Их больше нет. Есть два человека, которых держит вместе ипотека и общий холодильник. Без любви, без уважения, даже без злости. Пустота.
Раздался звук ключа в замке. Он вдохнул поглубже — будто перед прыжком в ледяную воду.
Катя ввалилась в квартиру, плюхнулась на тумбочку. Первым делом — скинула туфли. Эти чёртовы новые туфли. День выдался кошмарный — работа консультантом в магазине в ТРЦ превратила её в загнанную лошадь: подай, принеси, перемерь, помоги. Весна разбудила в людях азарт: кто искал любовь, кто — новый наряд.
— Привет. Умаялась? — осторожно спросил Вячеслав.
— Как ломовая лошадь. Ни минуты не присела, — выдохнула она, даже не глядя.
— Понятно. Ужин скоро?
Катя кивнула и поплелась на кухню. Через двадцать минут плита уже гудела, сковородки шипели, кухню заполнил аромат еды, в котором Вячеслав всё ещё пытался разглядеть хоть какой-то смысл.
Он стоял в дверях, собирался с духом. Вдохнул.
— Кать… — начал он, — нам надо поговорить.
Жена повернулась, не бросая чистить картошку. Без удивления, без страха.
— Давай разойдёмся, — выпалил он. — Я не могу больше. Мы чужие. Ты растоптала во мне всё творческое. Я артист, а ты — вечный быт. Ты выжимаешь из меня деньги, не даёшь расти, подрезаешь крылья. Хватит.
Это вышло экспромтом, но звучало, по его мнению, сильно. Почти как монолог на пробах.
Катя продолжала механически скрести картошку, потом вдруг швырнула её в раковину, сняла фартук, вырубила плиту и повернулась.
— Давай! — спокойно сказала она. — Давай, Вячеслав. К чёрту этот быт.
Он обалдел. Это не по сценарию. Где слёзы? Где крики?
Пока он переваривал её слова, Катя налила себе кофе, достала сыр и сушки, уселась за стол.
— Кать… ты в шоке. Это нормально. Но ты ведь тоже чувствовала, да? Готовишь без огонька. Всё на автомате…
— Ага. Без огонька, — повторила она и отхлебнула кофе.
Разговор рассыпался. Он терял нить.
— Надо решить, что с квартирой, — неуверенно начал он. — И с остальным…
— Думала, ты настолько задыхаешься в этом быту, что бросишь всё и сбежишь. А вон оно что — ипотека волнует, — усмехнулась она. — Ладно. Оставь квартиру мне. Но верни половину выплаченного. Перееду к отцу — он старый уже, зовёт.
— Какая же ты расчётливая, — выдохнул Вячеслав. Он-то мечтал о свободе. Ходил на кастинги, работая охранником, все деньги отдавал ей, не вникая в детали. А тут — цифры, проценты, бумаги.
Хотел легкости. Получил расклад по полной.
— Катя, забирай квартиру. Деньги вернёшь, когда сможешь. Я же не зверь, — добавил он пафосно, будто дарил ей не квартиру, а дворец в Сочи.
— Спасибо. Кстати, у тебя кто-то есть? — спросила она без интереса.
— Это не важно, — многозначительно пробормотал он. Пусть думает, что очередь за ним.
Он ушёл с чувством лёгкой победы. Свобода. Творческая жизнь без кастрюль и упрёков.
Прошло полгода.
Вячеслав топтался у знакомой двери. Всё пошло не так. Жизнь у мамы оказалась адом. Она пилила за развод, за неудачную карьеру, выгоняла под любым предлогом, закатывала сцены, когда он приводил девушек. Даже одна барменша сбежала, не выдержав её тирад.
Мама оказалась хуже Кати. В разы хуже.
Апофеоз — требование съехать. Он был уверен, что у неё появился кто-то. Они поругались. Она назвала его неудачником и велела искать работу, а не витать в облаках.
И тут позвонила Катя. Предложила наконец закрыть вопрос с квартирой и разводом. И вот он здесь.
Он приготовился: прорепетировал скорбный взгляд, покаянные речи, даже скупую мужскую слезу.
Нажал звонок.
— Привет. Заходи, — открыла Катя. Она выглядела… прекрасно. Или ему просто не хватало её.
Он зашёл на кухню, как хозяин. И обомлел.
У плиты стоял полуголый мужик в трениках и жарил котлеты. На сковородке — шипение, на столе — стопка денег.
— Ты кто? — охрипшим голосом спросил Вячеслав.
— Сергей, — бросил тот, даже не обернувшись.
— Кать… можно поговорить? — выдавил Вячеслав.
В комнате он прошипел:
— Это кто такой? Что он тут делает?
— Ужин готовит, — равнодушно ответила она.
— А я?
— А ты ушёл.
Тишина. Тяжёлая, как камень на сердце.
— А если я… вернусь?
— Куда? Место занято. Серёге не мешает моя «приземлённость». Ему нужны семья, дети, дача. Мы поженимся, как только развод оформят.
— А ты?
— И я.
— А я?.. — взвыл он. — Чем он лучше?
— Тем, что ты кормил меня обещаниями. А он — ужином.
Конец.
