**Дневник одной жизни**
Елена Сергеевна пыталась уйти от мужа дважды. И оба раза возвращалась. Ради сына.
В первый раз она убежала к матери, когда Дмитрий запил после рождения Кости. Не вынесла его пьяных выходок — ночью, сжимая младенца, выскользнула из дома. Он догнал её у подъезда:
— Ты куда?!
— Подальше от тебя!
Мать, бывшая медсестра, лишь покачала головой:
— Лена, а чего ты ждала, выйдя за шофера? У них это в крови — другого не будет.
Спорить было не о чем. Сама виновата. Познакомились они, как ни странно, в читальном зале. Елена подрабатывала там, а Дмитрий зашёл сдать книгу.
— Что-нибудь полегче? — спросила она, глядя на его грубые ладони.
— Дайте про любовь, — усмехнулся он, и взгляд его прожёг её насквозь.
Она протянула ему «Анну Каренину». Через неделю он вернулся — не за литературой.
— Не дочитал… Может, в парк сходим?
Она согласилась.
Была весна, в голове — глупости, в сердце — жар. Она влюбилась. А в те годы, если любишь — иди под венец. Так и получилось.
Свадьба — скромная, почти без родни. Через месяц он впервые ударил её — за разговор с коллегой. Потом, конечно, принёс сирень и пробормотал:
— Ты же знаешь, каков я в гневе.
— Это извинение?
— Нет. Напоминание.
Она молча поставила цветы в банку. Синяк на скуле замазала тональным кремом. Стерпела.
Но когда родился сын и Дмитрий ушёл в запой — она не выдержала. Позже он полгода умолял вернуться, клялся завязать. И правда — не пил почти два года. Но каждый срыв глушил водкой, по-другому не умел.
Однажды, после особенно жуткой ссоры, когда он разбил тарелку — не в неё, а рядом — она села на кухне и писала сестре:
«Оля, всё. Ухожу. Надо спасать себя.»
Заглянула в комнату. Костя спал, обняв деревянную машинку — подарок отца. Он боготворил папу. И тот отвечал тем же.
Елена разорвала письмо. Подумала: уйду — он сгинет. А сын будет видеть, как отец опускается. Пусть лучше ненавидит меня, чем стыдится его.
Видно, Дмитрий почувствовал это. Стал пить реже. Родился второй сын — Илья. Несколько лет жили тихо, почти мирно. Но запои возвращались. После очередного он ввалился домой пьяный, и она сказала:
— Я тебя больше не люблю. Не смогу. Никогда.
— Ты рехнулась?
— Вполне. Но будем жить вместе. Ради детей.
Каждый вечер она проверяла, спят ли сыновья, клала на тумбочку толстый том — на всякий случай — и шептала: «Ещё один день. Не для меня. Для них.»
Шли годы. Дмитрий остыл, пил редко. Страна катилась в тартарары, магазины опустели. Переехали в Казань, младший пошёл в первый класс.
Автобазу, где он работал, закрыли. В отчаянии он притащил домой бутылку и поставил её на стол.
— Нет, — твёрдо сказала Елена. — Или это, или семья.
— Отвяжись.
— Нет, — схватила бутылку и выплеснула в раковину.
Он замахнулся, но не ударил. Знает: если ударит — потеряет всё.
В 95-м дали участок под дачу. Денег не было, взяли в долг у тёти.
— Построим сами, — неожиданно сказал он.
Она не поверила. Но каждые выходные ездили: он месил раствор, она носила доски. Раз поскользнулась, рассекла руку. Он накричал:
— Дура, не лезь!
Но в глазах был настоящий страх.
Дом построили. Не сразу, но справились. Когда накрыли крышу, он принёс «Советское». Сидели на балках, пили из гранёных стаканов.
— Красиво, а?
— Не верится, — ответила она.
Он завязал. Но чувства не вернулись.
— Мам, зачем ты с ним? — спросил взрослый Костя. — Вы чужие.
— Я дала слово. И вам нужен был отец. Даже такой. Когда будут свои дети — поймёшь.
Сейчас им за семьдесят.
Дмитрий возится с внуками, и Елена думает: уйди тогда — он бы сгинул. И этих малышей не было бы. Значит, всё не зря.
Живут в доме, который построили. У каждого свои вещи. Она — пластинки, он — «Ментовские войны». Новости смотрят вместе. Это и есть союз.
Дети звонят ежедневно. Внуки улыбаются с фото. Недавно в гости приехала пятилетняя Дашенька. Забралась на колени и спросила:
— Бабуль, а что такое любовь?
Во дворе дед аккуратно колол дрова. Как всё, что делает последние двадцать лет.
— Это когда прощаешь то, что другим не простила бы.
— А деду ты простила?
Она опешила. В глазах девочки — та же глубина, что когда-то у Кости.
— Я не прощала. Просто каждый день выбирала, что важнее.
— А что важнее?
Скрипнула дверь. Дмитрий вошёл.
— Ты, — ответила бабушка. — Твой папа. Дядя Илья. Этот дом. Даже дедовы сериалы…
Дашенька рассмеялась:
— Так это любовь?
— Нет, зайка. Это терпение. А любовь… она разная. Но настоящую ты ещё узнаешь.
Дмитрий выглянул с кухни:
— Чай, Лена?
— Сейчас налью, — ответила она.
Это не любовь. Но это — что-то крепче. Стоило ли оно того?
Ответа нет. Или, может, он у вас есть?
