**Дневниковая запись**
Отец ушёл, узнав о маминой измене с её коллегой. В квартире грянул скандал.
— А что ты хотел? — кричала мать. — Я одна, как перст! Ты сутками на работе, а я… Я женщина, мне нужно внимание!
— Ну ладно, — холодно процедил отец. — А если я твоего «внимательного» Валерку посадлю? Подкину ему чего-нибудь, и дело с концом, а?
Он был опером, и слова его звучали как приговор.
— Не смей! — завыла мать. — Ты сам всё разрушил!
Она рухнула на диван, рыдая. Отец уже собрал вещи в потрёпанный чемодан и двинул к выходу. Я замер у двери, будто мог его удержать. Какая глупость! Мы же были дружной семьёй. Мать с отцом почти не ругались, смеялись над одними и теми же шутками. Да, отец пропадал на работе, возвращался выжатый, как лимон. Но те редкие вечера, когда мы были вместе, доказывали — у нас всё хорошо! Как мать могла всё обрушить? И неужели отец не простит?
— Игорь, останься… — всхлипнула мать. — Прости! Витек, отойди, не мешай!
Но я не сдвинулся, загородив дверь. В двенадцать лет я верил, что могу спасти то, что считал счастьем.
— Вить, пропусти, — сказал отец тем тоном, каким говорил на работе. Чужим.
— Не уходи!
— Дай пройти!
— Пап… а я?
Он оттолкнул меня, как пустой стул, и вышел. Мне кажется, он спешил уйти, чтобы не наломать дров. У него же был табельный. Глаза его горели так, что сейчас я понимаю — он поступил правильно. А тогда он стал для меня человеком, для которого я — помеха. А мать — той, кто превратил нашу жизнь в кошмар.
Валера, разумеется, оказался сволочью и бросил мать следом. Она осталась одна: муж ушёл, любовник сбежал, сын винит её во всём. А я…
Я связался с плохой компанией — гулял допоздна, начал с краж, потом наглел всё больше. Нас поймали при попытке обчистить какого-то мажора — не всех, только меня и Толика. Отец, к тому времени начальник оперативного, приехал в отдел, куда меня привезли. Фамилия у нас редкая — Воробьёв, отчество Игоревич. Кто-то из своих позвонил ему.
— Выходи, — бросил он.
— Пошёл ты, — прошипел я.
Он выволок меня из камеры.
— А Толик? — заорал я, вырываясь.
Отец затащил меня в допросную и врезал пару раз. Я вытирал кровь и слезы, ненавидя его всё сильнее.
— Сколько тебе?
— Чего?
— Лет, спрашиваю! Пятнадцать?
Мне стало смешно.
— Поздравляю! Ты не знаешь, сколько твоему сыну!
— Потому что ты не мой! — рявкнул он. — Я взял твою мать беременной. Думал, исправится. А она… — он грубо выругался.
— Кто мой отец? — тупо спросил я.
Он дал мне платок и воду, сел напротив.
— Прости, что ударил. Ты меня подвёл. Думаешь, у меня своих проблем мало?
— Вот и иди решай их, — буркнул я.
— Вить… По документам ты мой. Алименты плачу исправно. Но если будешь и дальше гнуть свою линию — откажусь. Сгниёшь в тюрьме — мне-то что?
— А сейчас?
— Что?
— Закроют?
Он покачал головой.
— А Толик?
— У Толика отец есть. Богатый. Разберутся. Ты о себе думай. Вам что, в тюрьме мёдом намазано? Это ад, Витька. Малолетка — ад в квадрате.
Я не хотел в тюрьму. Мне просто было больно жить, больно смотреть на мать. Об этом я и сказал отцу.
— Выбор за тобой. Или берёшься за ум — или катишься по наклонной. Свободен.
Я двинулся к выходу.
— И мать не вини, — вдруг сказал он. — В разводе всегда виноваты оба. Что я наговорил… Забудь.
— Игорь… Вы же любили друг друга! Может…
— Забудь, сынок.
Ребята из компании не хотели меня отпускать. Пришлось подраться, походить в синяках. Но я отбился. Толик отделался условным, вернулся к прежнему. А я сделал выбор.
Мать простил. Очень старался. Хотел спросить, от кого я, но… не стал. Не время было копаться в прошлом — в учёбе я запустил всё так, что едва вытянул.
Я исправил оценки и подал документы в вузы МВД.
— Ты с ума сошёл? — возмущалась мать. — Это не жизнь! Вспомни отца!
Я часто его вспоминал. Но не виделись. Без обид, без слов. Окончив академию лейтенантом, я приехал к нему без предупреждения. Не за чем-то… Просто хотел показать: я выбрал верный путь.
Отец всё так же возглавлял оперативный. В кабинет я вошёл по струнке.
— Лейтенант Воробьёв. Разрешите?
— Витька? — он остолбенел.
Значит, мать не проговорилась.
— Да ты что, сынок… Садись, рассказывай.
Он налил чаю, предложил коньяк — я отказался. Говорили час. Отец постарел — седина в висках, морщины. Смотрел на меня со слезой, смахивал её. Чего его размазлонило?
Я рассказал о работе, планах. Потом зашёл разговор о футболе и делах. Пора было уходить.
— Ладно, пап, пойду.
— Постой! — он встал. — Давай к нам в отдел, а?
Я задумался. Хотел ли работать под его началом? Наверное. Наверное, все эти десять лет я скучал.
— Не уйдёшь? — спросил отец.
— Не уйду. Уйти я всегда успею.
**Вывод:** Иногда нужно время, чтобы понять — даже чужие по крови могут быть ближе родных. Главное — не сломаться, когда мир рушится. А остальное… приложится.
