**МАТЬ, КОТОРУЮ НЕ ВЫБИРАЮТ**
Ольга не находила оправданий тому, как её муж Иван позволял родной матери так бесцеремонно входить в их жизнь. Она ведь знала, как ему было больно в детстве, как он мёрз от равнодушия, пока старший брат Артём купался в материнской ласке. Как Иван годами донашивал его потрёпанные вещи, оставаясь на вторых ролях.
Почему же теперь он, взрослый, успешный мужчина, глава семьи, разрешает Галине Петровне просто ввалиться в их дом — даже не в гости, а как в свою собственность — и занять комнату, которую он мечтал отдать будущему ребёнку?
— Она всё-таки моя мать, — глухо оправдывался Иван, будто извиняясь не только перед Ольгой, но и перед самим собой. — Потерпим немного. Детей у нас пока нет.
Он пытался сгладить конфликт, но внутри всё бунтовало. Он только начал жить так, как мечтал. Приобрёл дом, женился на любимой женщине, научился засыпать без тревоги, что снова окажется лишним. И вот — мать. С чемоданами, с укорами, с вечными претензиями на то, что ей «полагается».
— Ты сам сказал, что эта комната — для ребёнка! — не сдерживалась Ольга. — А теперь там твоя мать. Без спросу, без разговоров.
Иван молчал. Да, он купил этот дом ради этих комнат — спальни и детской. Ради семьи. А теперь мечта снова отодвинута. Как в детстве.
Всё повторяется.
Он вспомнил, как в их двушке Артём получал всё — дорогие подарки, новую одежду, торт на день рождения. А ему, Ивану, твердили про экономию, про «не по деньгам», про то, что счастье — роскошь. Он помнил, как мать отдавала последние рубли за кожаную куртку брату, а ему покупала стоптанные ботинки с барахолки. Он знал: он всегда был «по остатку».
А теперь мать снова здесь. Говорит, что ненадолго, но уже разложила вещи, даёт советы, критикует Ольгу — за еду, за уборку, за внешность. И снова, как тогда, будит в нём чувство вины: недотянул, не угодил, не оправдал.
Ольга старалась держаться. Но с каждым днём ей становилось тяжелее. Она жаловалась Ивану, что Галина Петровна специально прячет её вещи, выбрасывает полезную еду, подменяя её салом и жареной картошкой, язвит даже по поводу воды, которую она пьёт.
— Это специально! Она делает мне назло! — шептала Ольга, сжимая кулаки.
Иван пытался поговорить с матерью. Но в ответ слышал:
— Ты меня гонишь из дома, который купил на мои молитвы? Я тебе с Артёмом квартиру оставлю, а вы тут со своей женой от меня шарахаетесь. Неблагодарный!
Он отмахивался. Не нужна ему та квартира. Но когда Ольга — с трясущимися руками — показала ему бумаги, найденные в вещах Галины Петровны, он не поверил глазам. Всё было записано на Артёма: и квартира, и гараж, и даже тот дачный участок, где он в детстве сажал морковь. Всё, что мать обещала ему, оказалось обманом.
— А мне пела, что всё будет моим. Что ради меня и живёт. — Иван тяжело опустился на диван.
Он не плакал. Но молчал так, что у Ольги остановилось сердце.
Наутро он ушёл, не сказав ни слова. А вечером, вернувшись, обнаружил, что матери нет. Её вещи лежали у ворот, а в глазах жены горела боль.
— Я её выгнала, Ваня. Прости, если надо было посоветоваться. Но я больше не могла.
— Из-за документов? — устало спросил он.
— Не только. Когда я сказала, что знаю правду, она назвала меня пустоИ тихо добавила, стиснув зубы: «Но теперь этот дом — наш, и я не позволю никому разрушить то, ради чего мы так боролись.»
