Дверь приоткрыта
Когда Светлана вернулась с рынка, дверь в квартиру была не до конца закрыта. Не распахнута — будто кто-то осторожно придержал её рукой, оставив узкую щель. Как будто вошедший задержался на пороге, колебался — остаться или уйти. Или, возможно, всё ещё был здесь, невидимый, спрятанный в тени прихожей.
Пакеты она опустила на пол и застыла. Сердце колотилось тихо, но быстро. Ни звука, ни скрипа половиц — только слабый ветерок из щели в окне, шевелящий бахрому ковра. И запах — чуждый, не её: то ли дешёвый одеколон, то ли морозная свежесть с улицы. Она принюхалась — запах исчез.
Три года она жила одна. После того как Дмитрий ушёл — сначала к другу, потом в Питер, а потом и вовсе растворился. Написал дважды: первый раз — за забытым свитером, второй — чтобы сказать, что женится. Она не ответила. Не со зла. Просто не находилось слов, когда тебя уже не слушают. Всё внутри давно стёрлось — осталась лишь плоская, чуть грустная пустота, как узоры на замёрзшем стекле: вроде следы есть, да не разобрать.
Светлана шагнула в коридор. Всё на месте. Куртка висит, ботинки стоят ровно, письма на подзеркальнике. Ни следа чужого, ни намёка на вторжение. Всё как всегда — и в то же время не так. Она захлопнула дверь, повернула ключ, нажала кнопку сигнализации. Зелёный огонёк моргнул — стало легче. Хотя если кто-то хотел войти, уже давно бы скрылся. Но осадок остался — лёгкий, как пыль на ладони.
На кухне — ничего не тронуто. Чайник холодный, кружка недопитая, книга на столе раскрыта посередине. На странице — загиб. Она точно помнила, что клала закладку. Или нет? Может, кто-то листал. Или просто продуло ветром. Но воздух был другим — будто его кто-то выдохнул заново. Не страх, а лёгкий след — будто незримый гость прошёл сквозь стены и растаял.
Вернувшись в прихожую, она заметила: на комоде лежала старая фотография. Не рамка — просто снимок. Поблёкший, с загнутым уголком. Она наклонилась. Это было фото, спрятанное в самом низу ящика. Она и Дмитрий. Десять лет назад. Он обнимает её, а она смеётся. Снято где-то на даче, после шашлыков. Тогда всё казалось прочным, как гранит. Теперь — вырезанным из другого времени. И кто-то положил его сюда не просто так.
Фото лежало ровно. Само не выпало бы. Кто-то его достал. Посмотрел. Оставил. И ушёл. Или нет? Светлана обвела взглядом комнату — будто стены хранили отзвук его шагов. Фото она убрала не из злости — просто больше не могла на него смотреть. А теперь оно лежало тут, как намёк. Или как признание.
Она села в кресло, взяла телефон. Прокрутила звонки — пусто. Сообщения — только реклама и квитанции. Сухие строчки, в которых не было ни капли тепла.
Поднялась, закрыла балкон — ветер всё ещё гулял по комнатам, шурша шторами, будто перебирая страницы. Вечер постепенно темнел. И вдруг — звонок в дверь. Один. Чёткий. Будто звонивший знал: она услышит.
Светлана подошла, взглянула в глазок. Никого. Пустота на площадке, тусклый свет лампочки. Только на полу у порога — свёрнутый плед. Их плед. Синий, с красной окантовкой. Он выглядел почти новым, хотя они брали его в походы, стелили на траву у костра, сушили на верёвке после дождя. Она помнила его текстуру, запах дыма и солнца. Помнила, как они кутались в него в палатке. Как в последний раз стирали его вместе, споря, сколько сыпать порошка, а потом смеялись над глупостью ссоры.
На пледе — записка. Три слова:
**«Прости, не сумел».**
Бумага была смята, будто её комкали в кулаке. Почерк — его. Узнала сразу: острые «к», дрожащие «л». Как будто он дошёл до порога, но не решился постучать ещё раз. Или знал — она поймёт и так.
Она стояла, смотрела на дверь, на плед, на дрожащие пальцы. В голове всплывали обрывки: как он выходил, как звякнул ключ о железную миску для мелочи, как она потом неделю не могла заснуть в тишине. Потом подняла плед, занесла в квартиру, развернула. Внутри — ключ. Тот самый, который он когда-то не вернул. Простой, с потёртостями, с царапиной у основания — она помнила её, как шрам на памяти.
Светлана выключила сигнализацию. Положила ключ обратно в плед. Сидела, глядя на него, будто на недоговорённое предложение. А потом подошла к двери и медленно, почти беззвучно, приоткрыла её снова.
На всякий случай. Или на случай, что ещё не всё потеряно.
