— Ты опять купил не тот хлеб. Я просила без мака, — Аня положила буханку на стол, даже не взглянув на Дмитрия.
— Он был последний, — спокойно ответил он. — Чего ты нервничаешь? Хлеб как хлеб.
— У Вовки потом живот болит. Тебе легко говорить, не ты ему ночью уголь даёшь и не спишь.
Дмитрий закрыл глаза на секунду, глубоко выдохнул. Отставил сумку к окну и сел на табурет. Будто хотел быть ближе, но не мог, будто стена невидимая стояла между ними.
В дверь позвонила Света. Пришла с пирогами и улыбкой. В доме сестры её всегда охватывало чувство, будто время застыло: те же хлопоты, те же разговоры, но в них было что-то тёплое, родное.
— Ну что, живёте-поживаете? Тишь да гладь?
— Ага, сейчас только, — Аня разгружала пакеты, — уроки, ужин, ванна, да бельё погладить. С утра как заведённая, даже присесть некогда.
— Колени ещё на месте? — Света усмехнулась, снимая куртку.
Дмитрий лишь кивнул в знак приветствия и ушёл в спальню. Он давно не лез в их беседы.
— Всё по-старому? — тихо спросила Света.
— В каком смысле?
— Ну, ты одна тут командуешь, а Дима — как тень.
Аня раздражённо махнула рукой.
— Не придумывай. У нас всё нормально: я по дому, он работает. Как у всех.
— Не в этом дело. Он уже два часа как дома. Вы хоть слово сказали друг другу?
— А что, мне теперь романсы петь ему каждый вечер? Дети есть дети.
Кухня была тесной. Стол узкий, стулья с потрёпанными подушками, доска для резки с облупившимся краем. На стене — список кружков, аккуратно выведенный рукой Ани.
— Дети — это конец всему? — спросила Света.
Аня пожала плечами.
— Просто не хочу, чтобы у них было… как у нас. Помнишь, мама сутками на работе, а папа… ну, ты знаешь. Дом — как проходной двор.
— Помню, — Света вздохнула. — А ещё помню, как мы валялись на полу, смотрели «Ну, погоди!». Ты с мальчишками когда в последний раз просто так время проводила?
Аня отвела глаза. Ответ был ясен.
— Им нужна школа, спорт, английский, а не мультики.
— А Диме что нужно?
Аня посмотрела в сторону коридора, нахмурившись.
— Он взрослый. Потерпит.
Света замолчала. Только смотрела на сестру: под глазами синяки, волосы в небрежном пучке, руки в вечном движении — открыть, закрыть, перемешать, убрать.
— Ты его любишь? — вдруг спросила она.
— Ты что, с ума сошла? Конечно! Просто сейчас не до этого.
— Уже десять лет «не до этого». С тех пор, как Вовка родился.
В комнату вбежал Ваня. В пижаме, взъерошенный, как цыплёнок.
— Мам, Мишка книжку порвал! Говорит, это я!
— Сейчас разберусь.
Аня исчезла. Света осталась одна, но ненадолго. Через минуту появился Дмитрий. Будто ждал, чтобы налить воды, пока жены нет.
— Тяжело? — тихо спросила Света.
— Да ладно… Просто иногда кажется, если я исчезну — она и не заметит.
— Заметит. Но поздно.
Он пожал плечами, отвернулся.
— Я их люблю. Но здесь я как мебель. Принёс деньги — и свободен.
Света не нашлась что ответить. Дмитрий не ждал. Просто ушёл.
Аня не вернулась. Застряла между порванной книгой, пылью на подоконнике и грудой неаккуратного белья.
Утро началось не с кофе, а с перебранки у гардероба. Аня, как всегда, кутала всех.
— Миша, надень ту куртку, с утеплителем.
— Мам, мне жарко! Мы в ТЦ едем, там тепло.
— А пока по улице идти? Кто потом тебя лечить будет?
Ваня крутился у двери, натягивая носки на сапоги — «меньше скользят». Аня рявкнула, он дёрнулся. Дмитрий сидел в машине. Уже предлагал помочь — ответ был один: «Сама справлюсь».
В машине он спросил:
— Может, завтра куда-нибудь сходим? Только вдвоём. Как раньше.
— Завтра? А дети? — голос Ани стал резким. — Их одних не оставишь!
— Мише двенадцать. Может и бутерброд сделать.
— Да, и плиту спалить! Ты серьёзно? Они вон обуться не могут!
В торговом центре дети потянули к фудкорту. Аня преградила путь рукой.
— Дома суп. От фастфуда живот заболит.
— Мам, ну это же выходной! — Миша закатил глаза.
— Без разговоров. У нас не референдум.
Через полчаса Ваня захныкал от голода. Миша отказался мерить джинсы — Аня прикрикнула. Так резко, что он замолчал, сжался.
Это бывало и раньше. Но сегодня Дмитрий не выдержал.
— Ты себя со стороны слышишь?
— А ты? — она повернулась, лицо напряжённое. — Ты вообще что-нибудь слышишь, кроме своего телефона?
— Я слышу, как ты всех пинаешь. Постоянно. Даже когда не нужно.
— А если я не буду — всё развалится!
— Всё уже развалилось, Аня.
Они вышли раньше времени. Дмитрий молча вёз семью. Аня смотрела в окно. Дети уткнулись в наушники. Воздух гудел.
У дома он не заглушил мотор.
— Ты куда? — голос Ани дрогнул.
— Мне надо подумать. Одному. Сегодня меня не жди.
— Ты что, нас бросаешь?!
— Нет. Просто я больше не тумбочка.
Аня смотрела, как машина скрывается за поворотом.
Дома Миша заперся в комнате. Ваня сел за планшет. Аня поставила чайник на плиту и забыла включить. Рядом лежал список дел. Она смотрела на него, но буквы плыли.
Она осталась одна.
…Прошло две недели. Дмитрий жил у родителей, подумывал снять квартиру. Аня варила борщи по привычке, гладила бельё, вытирала пыль. Дом стал тихим. Слишком.
На третий день Ваня спросил:
— Папа когда вернётся?
— Скоро, — солгала Аня.
Миша молчал. Часто сидел в комнате, смотрел настороженноНо однажды вечером, когда дети уже спали, а Аня сидела на кухне, разглядывая трещинку в любимой чашке, дверь тихонько скрипнула, и на пороге появился Дмитрий — с ромашками в одной руке и чемоданом в другой, молча протянул цветы, а когда она взяла их, крепко обнял её, и в этом объятии было больше слов, чем за все годы молчания.
