Полночь в Петербурге. Полина поднялась по скрипучей лестнице офиса, где вместо коллег встретила лишь пустые коридоры. Это было кстати — она не выносила взглядов, полных жалости. Заперлась в кабинете, как в скорлупе.
— Полинка, ты наконец! — Глафира Петровна, ее коллега, впорхнула, словно воробей. — Ты представь, Ивана Семёныча на пенсию, а на его место — нового. Молодой, как огонь, всех подряд «на заслуженный отдых» отправляет. Боюсь, скоро и меня зацепит. Как Сашенька?
Полина опустилась в кресло, окинула взглядом стены, на которых висели пыльные сертификаты. Шепот мыслей нарастал: «Галина смотрит, ждёт ответа».
— Бросьте, Глафира Петровна. Кого он там уволит? Меня скорее, вечно на больничных с сыном. Пересадка нужна, а денег… Фонды все забиты, очередь. Донора ищем. Я не подхожу, бабушка стара…
— Господи, за что ребёнку такое? — вздохнула старушка, крестясь. — А отец?
— Найду, и что? Вряд ли согласится. Да и поверит ли, что Саша…
Дверь кабинета скрипнула. Вошла Анечка из кадров, с лицом, как на похоронах.
— Полина, извините, но приказ… — запнулась.
— Говорите, — Полина сжала кулаки, предчувствуя беду.
Аня перевела взгляд на Глафиру, ища поддержки.
— Что, новый меня увольняет? Нет уж! — Полина вскочила так, что стул грохнулся, и рванула к двери, не слыша криков вслед.
В приёмной сидела новая секретарша — кукла из журнала, с ног до головы в блёстках. Полина даже не спросила, куда делась старая Марфа Игнатьевна, просто распахнула дверь кабинета.
— Нельзя! — визгнула кукла, но было поздно.
Кабинет. За дубовым столом — он. Полина застыла. Секретарша залепетала:
— Я не виновата, Артём Витальевич! Она сама…
— Выйдите, Лиза, — отрезал он, даже не глядя.
И тут она его узнала. Двенадцать лет, а он будто вчера ушёл. Но в его глазах — пустота. «Не помнит… Хорошо».
— Садитесь. — Он махнул рукой к стулу.
— Полина Валерьевна Лебедева, маркетинг. — Назвала себя полностью, провоцируя. — По какому праву меня увольняете? У меня сын… Иван Семёныч понимал, разрешал работать из дома.
Он откинулся в кожаном кресле, разглядывая её, как экспонат. Полина сбилась: «А у Ивана Семёныча кресло было из дерматина…»
— Вам сказали, будто дочь болеет. Но отсутствия на работе — факт. Это несправедливо.
— Сын! — вырвалось у Полины.
— Что?
— СЫН! Лейкемия. Знаете, что это? — голос дрогнул, но она смотрела в упор.
— Странно… Ваше лицо мне знакомо. Мы встречались? — он наклонился вперёд.
Полину будто током ударило. Всплыло: общежитие, гитара, снег за окном, его губы, пахнущие зефиром…
— Университет… Новый год… Вы пели «Кино», — прошептала она.
— Полина? — в его глазах пробежала искра.
«Вспомнил. Ну наконец-то…»
— Да я тебя и не узнал бы. Чем помочь? — перешёл на «ты».
— Не увольняйте. Саше нужна операция. — Она закрыла лицо руками.
— Муж где? — спросил он прямо.
Она опустила руки. Молчание. Он встал, подошёл вплотную.
— Скажи… он мой?
— Нет! — выпалила Полина, но было поздно. Он уже видел правду.
Дома Саша ворочался в жару. Бабушка, Авдотья Степановна, крестила воздух. В дверь позвонили. Полина открыла — он. Артём.
— Пришёл проведать. — Его взгляд упал на фото: девятилетний Саша в парке, здоровый, смеющийся.
За чаем он говорил о Москве, о клинике, где согласились оперировать. Потом попросил показать Сашу. Мальчик, прозрачный, как восковая фигурка, уставился на незнакомца.
— Вы не уволите маму? — прошептал он.
— Нет, — Артём сел на край кровати. — Я договорился об операции. Скогда ты поправишься.
— А деньги?
— Будут. — Он повернулся к Полине. — Пробирку дал? Сделаем тест. Если мой — стану донором.
Она ушла в ванную, разрыдалась в полотенце. Вернулась с пробиркой.
Утром они ехали в Москву. Саша спал на заднем сиденье. Артём рассказывал про брак по расчёту, про отца-олигарха, который «сослал» его в провинцию за неповиновение. Полина — как ждала его тогда, в общаге, как носила под сердцем их тайну…
Клиника, операция, выписка. Артём забрал их на чёрном «Лексусе». Саше подарил зеркальный фотоаппарат.
— Теперь будешь ловить моменты, — сказал он.
Вечером, на кухне хрущёвки, за пирогами Авдотьи, Артём вдруг встал.
— Проводи меня.
На лестнице он взял её за руки:
— Выходи за меня. Не сейчас… когда Саша поправится.
— Ты не должен, — начала Полина.
— Должен. И хочу. — Он обнял её. — Спасибо, что родила его.
Вернувшись, она увидела Сашу, разглядывавшего фотографии.
— Это мой отец? — спросил он без эмоций.
— Да.
— Он хороший. — Саша щёлкнул затвором, ловя свет из окна.
Авдотья крестилась, приговаривая: «Слава тебе, Господи…»
А Полина думала: «Неужели это не сон?»
Артём звонил каждый день. Привозил фрукты, книги. И однажды сказал:
— Квартиру присмотрел. На Фонтанке. Там и свадьбу сыграем.
Саша учился ходить заново, будто птенец. Его фото — первые кадры новой жизни.
— Мам, — как-то утром сказал он, — а ведь папа мог и не прийти…
Полина прижала его к себе:
— Но пришёл. Значит, так надо.
