Всё будет хорошо, сынок…
«Боренька, сынок, это мама», — прозвучал в трубке тихий голос.
Бориса всегда раздражало, как мать подчёркивала, что звонит именно она. Будто он не узнаёт её голос. Сколько раз объяснял — на дисплее сразу видно, кто звонит, но она всё равно повторяла.
У неё был старый кнопочный телефон. Он купил ей современный смартфон, но мать отказалась.
— Стара я уже для таких штук. Подари лучше… Глаше. Её дочь ей такие подарки не делает. Обрадуется.
Глафира обрадовалась, быстро разобралась с новым телефоном. Борис подарил его не просто так — чтобы, если что случится, она сразу ему позвонила. Он сам внёс в контакты свой номер.
— Мам, я знаю, что это ты, — усмехнулся Борис. — Всё в порядке?
— Сынок, я в больнице.
По спине пробежал холод.
— Что случилось? Сердце? Давление? — заторопился он.
— Завтра операция. Грыжа воспалилась. Больно терпеть.
— Почему раньше не позвонила? Мам, я завтра приеду, заберу тебя в Москву. Там и врачи лучше, и больницы… Откажись от операции, прошу!
— Не волнуйся, сынок. Помнишь Филиппа Петровича? Он хороший врач…
— Мам, слушай, я приеду утром! — перебил он. — Ничего не подписывай! — голос сорвался, потому что мать говорила всё тише.
— Не переживай. Всё будет хорошо, сынок. Я люблю тебя… — В трубке короткие гудки.
Борис взглянул на экран. 00:10.
Последние слова прозвучали глухо, будто издалека. Мать никогда не звонила так поздно. Что-то не так. Он набрал её номер — никто не ответил. Пытался снова и снова — безрезультатно.
Встал из-за компьютера, подошёл к окну. Вторые сутки мело. По обычной дороге до деревни — пять часов, в такую погоду все шесть. Нужно ехать сейчас, чтобы успеть до операции. Кто знает, во сколько её назначили? Дорогу наверняка развезло. Но он поедет не в больницу в районном центре.
Выключил компьютер, стал собираться. Уже выходя, вспомнил про зарядку — вернулся, взял её. «Если вернулся за чем-то, посмотрись в зеркало», — вспомнились слова матери. Борис мельком глянул на своё отражение. Лицо усталое, глаза тревожные. «Мама сказала, что всё будет хорошо, а она никогда не обманывала», — подумал он и вышел.
В машине задумался: может, позвонить Глафире? Они с матерью — соседки, дружат с детства. Но он — сова, а в деревне рано ложатся. Почему не позвонила Глафира? Он же предупреждал её! Тревога снова накатила. Двигатель прогрелся — пора.
Сколько раз уговаривал мать переехать! Квартира большая, места хватит. Но она отнекивалась: «Сынок, ты молодой, я буду мешать. Мне и здесь хорошо. Никуда не поеду».
Ах, мама… Почему не позвонила раньше? Всегда боялась побеспокоить, быть обузой.
Только сейчас Борис осознал, что его насторожило в разговоре. Голос у матери был странный — глухой, будто через преграду. А последние слова еле разобрал. И тон виноватый. Наверное, решила, что разбудила его среди ночи. Так поздно она никогда не звонила.
Грыжа у неё давно, на погоду реагировала. Но мать откладывала операцию: то огород сажать, то урожай убирать, то Глафира заболела — нельзя бросить. Вечно находились причины.
А он? Живёт не так далеко, машина есть, но никак не выкроит время навестить. Тоже находил отговорки.
Мать помнил доброй, но строгой. За дело могла и отругать, и ремнём отходить. Не обижался — заслужил. Но это было редко, потому запомнилось.
Когда в шестнадцать впервые пришёл под утро, она не спала — ждала. Взглянула на него — разгорячённого, с губами, опухшими от поцелуев, — и холодно бросила:
«Куда торопишься? А как жениться придётся? Готов? Потом волком завоешь. Иди спать, глаза б мои тебя не видели». — И отвернулась.
Наутро не смотрела в его сторону. Это было в сто раз хуже крика. Когда мать оттаяла, он спросил:
«Ты чего прикопала? Все гуляют. Ты разве не гуляла в молодости?»
Тогда мать рассказала, как в семнадцать влюбилась. Как целовалась ночами под соловьёв. А когда забеременела, её кавалер сбежал. От позора спас Борькин отец — сказал, что это он с ней гулял. Свадьбу назначили, но перед ней, во время уборки картофеля, случился выкидыш. Отец всё равно женился. А Боря родился только через восемь лет…
Темнота, дорога пустая. Глаза слипались. Пару раз Борис чудом не врезался — то на встречную вынесло, то в кювет едва не угодил. Включил радио на полную громкость, орал песни в такт, чтобы не уснуть. Так и доехал.
Больница — старый кирпичный барак, два этажа. Окна тёмные, кроме пары. Работали здесь всего три врача: терапевт, хирург и ассистент. Сложные случаи отправляли в город, с мелочью справлялись сами.
Постучал. Думал, ждать долго, но дверь открыли быстро, несмотря на ранний час — без шести шесть. Медсестра окинула его взглядом, заглянула за спину.
— Вам чего? Приём с восьми, — буркнула, поняв, что пациент не местный.
— К матери. Ей сегодня операция. Климова Надежда Васильевна.
Медсестра пристально посмотрела на него.
— Заходите. Садитесь, я сейчас. — Закрыла дверь, ушла.
Борис осмотрелся. Комната крошечная. Окна наполовину закрашены. Пустой стол, стул да топчан у стены, застеленный клеёнкой с тёмными пятнами. Тоска.
Через десять минут вошёл врач. Борис узнал его — в пятом классе мать привозила сюда с животом, думали, аппендицит. Врач пощупал, спросил, когда последний раз был в туалете. Борис не помнил.
«Клизму сделать, срочно», — сказал он матери.
Но Борис испуганно замотал головой. Дома мать заварила трав — через три часа его прочистило.
— Филипп Петрович? — спросил Борис.
— Дело вот в чём… — Врач избегал взгляда. — Надежда Васильевна скончалась вчера.
— Как?! Оп»— Это ошибка, она мне вчера звонила, — прошептал Борис, но, глядя на телефон, понял: звонка не было, только голос матери, прощальный и полный любви, навсегда останется в его памяти, напоминая, что самые важные слова нужно говорить вовремя.
