Звонок
Люба пообедала, вымыла посуду и прилегла отдохнуть. Муж уехал в деревню к товарищу помочь с забором. Вернётся завтра вечером — в понедельник на работу. Люба год как на пенсии, а Виктору до неё ещё два года трудиться.
Неожиданный звонок вырвал её из дремы. Люба не сразу сообразила, что звонит телефон.
— Да… — хрипло от сна ответила она, даже не глядя на экран.
Кто ещё мог звонить, кроме дочери и мужа? Виктор не любил звонить — значит, дочь. Та жила с мужем в другом городе и скоро должна была родить.
— Люба? Спишь, что ли? — раздался в трубке незнакомый женский голос.
— Кто это? — насторожилась Люба.
В трубке послышался демонстративный вздох.
— Не узнала? Сколько лет не виделись?
— Света?.. Откуда у тебя мой номер? — удивилась Люба, но почему-то не обрадовалась.
— Разве это важно? Пару лет назад встретила твою мать, она и дала.
Люба припомнила: мама что-то говорила об этом.
— Ты в городе? — глупый вопрос, конечно. Зачем звонить, если не хочешь встретиться? — Говорили, ты в Германию уехала, — добавила она.
В трубке раздался смешок, тут же перешедший в стон.
— Что с тобой? Ты где? — встревожилась Люба.
— В больнице. Потому и звоню. Можешь прийти? Хочу кое-что сказать. И ничего не неси — не надо.
— В больнице? Ты заболела? — окончательно проснувшись, спросила Люба.
— Говорить тяжело… Адрес пришлю смской.
— Но… — начала Люба, но в трубке уже зазвучали гудки.
Сразу пришло сообщение с названием больницы. «Господи, у Светы рак!» — в растерянности перечитала Люба.
Она взглянула на часы — половина шестого. К тому времени, как доберётся, посещения уже закончатся. Пошла на кухню, достала из морозилки курицу для бульона. Света сказала ничего не приносить, но разве можно идти в больницу с пустыми руками? Домашний бульон — не еда, а лекарство. Положила курицу размораживаться в раковину, села за стол. Дочери двадцать восемь — столько же лет они не виделись со Светой.
С возрастом Люба привыкла встречать любые новости с осторожностью. После звонка Светы тревога не отпускала. И Виктора, как назло, нет дома. Может, и к лучшему. Завтра с утра сварит бульон, навестит Свету — всё узнает. Но успокоиться не получалось.
Свету с десяти лет растила бабка по отцу. Ласки она не знала и часто допоздна сидела у Любы, делали уроки вместе. Бабка гнала самогон и поставляла его местным алкашам. Родители, конечно, тоже пили. Жёны угрожали спалить её подпольный цех. Возможно, кто-то и приложил руку к пожару, а может, как решила полиция, отец уснул с сигаретой — но родители Светы не выбрались из горящего дома. Бабка куда-то ушла, а Света, как обычно, была у Любы. Они выжили.
После пожара бабку со Светой поселили в общагу. На общей кухне варить запретили. Бабка сникла, начала считать копейки и ругать внучку за каждый кусок. Питалась Света у Любы.
Бабка мать Светы не любила, называла ведьмой — мол, из-за неё сын пропал, запил. О том, что дома стоял бесплатный самогон, скромно умалчивала. Мать Светы была красавицей. Редкий мужчина, любого возраста, проходил мимо, не заглядевшись. Отец ревновал её дико, даже бил.
Света выросла и стала вылитой матерью — высокая, стройная, с густыми рыжими кудрями, тёмными глазами и пухлыми губами. Веснушки по всему лицу не портили, а придавали золотистый оттенок.
Сразу после школы Света сбежала с каким-то приезжим. «Непутевая, вся в мать», — вздыхала бабка.
Маме Любы их дружба не нравилась, хотя Свету жалела. Когда та сбежала, даже облегчённо вздохнула — боялась, что сведёт Любу с пути. Что их связывало? Сама Люба не знала, но со Светой было весело.
Люба окончила техникум, устроилась на работу, познакомилась с Виктором и вышла замуж. Через год родилась дочка. О Свете слышала только слухи.
Мама Любы работала, помочь не могла, а вечерами, когда Виктор был дома, стеснялась приходить. Люба крутилась одна, от усталости валилась с ног.
Единственное, о чём мечтала — выспаться. Стоило прикрыть глаза во время кормления, как проваливалась в сон. Вздрагивала, боясь, что выронит ребёнка или та задохнётся под грудью. Дочка, наевшись, засыпала на руках. Люба клала её в кроватку и шла сцеживать молоко, готовить обед, стирать пелёнки, заставляя себя не закрывать глаза.
В это тяжёлое время и появилась Света. Она стала ещё больше похожа на мать — ещё красивее, хотя куда уж больше.
— Ну и видок у тебя, подруга. Всегда знала, что замужество и дети женщину не красят. Никогда у меня такого не будет, — без приветствия и предисловия сказала Света, увидев Любу.
— Не зарекайся, — усмехнулась та.
Потом Света призналась, что сделала несколько абортов и теперь не может родить. Но материнские чувства в ней были. Она с удовольствием нянчилась с дочкой Любы, гуляла с ней, пока та готовила или валилась от усталости.
Вскоре Света бросила парня, из-за которого сбежала. Следующий был намного старше. Снял ей квартиру в центре Петербурга, приходил дважды в неделю.
— Жила почти как в шоколаде, — вздыхала Света, вспоминая те дни.
— Почему почти? — из вежливости спросила Люба.
— Старый, противный, — скривилась та. — Но денег давал много, золото, шубы.
— А семья?
— При чём тут они? — отмахнулась Света.
Когда мужчина узнал, что в остальные дни она встречается с другими, выгнал её. Потом были другие, даже иностранец. Отсюда и слухи, что уехала в Германию. Хотя тот был из Швеции.
— Что я всё о себе? Как тебя угораздило так вляпаться — превратиться в дойную корову? И это ты называешь счастьем? Мне такого не надо.
Виктор отнёсся к Свете настороженно.
— Не знал, что у тебяЛюба вышла из кладбищенских ворот, глотнула свежего воздуха и твёрдо решила: прошлое останется позади, а впереди их с Виктором ждёт новая жизнь — с дачей, внуками и соловьями под окном.
