**Дневник. Настоящий мужчина**
Мы с Ваней встречались два года. Мама моя уже начала переживать — мол, зря я с ним время тяну, до свадьбы дело не дойдёт. А сам Ваня отмахивался: «Куда спешить? Всё успеем, нам и так хорошо…»
Лето прошло, листья с берёз осыпались, тротуары застлало золотым ковром. А потом зарядили дожди. И вот в один промозглый октябрьский день Ваня вдруг неловко опустился на колено, протянул колечко — скромное, с крохотным камешком.
Я обняла его, прошептала: «Да», а потом надела кольцо и закричала так, что, кажется, весь двор услышал: «Да-а-а!» — и запрыгала на месте, как дурочка.
Назавтра подали заявление в ЗАГС. Свадьбу назначили на середину декабря. Я мечтала о летней — в белом платье, при солнце… Но спорить не стала. А вдруг передумает? А я его люблю — без него пропаду.
В день свадьбы метель замела улицы. Ветер рвал тщательно уложенные локоны, подол платья раздувался, словно парус. Казалось, вот-вот унесёт. Но Ваня подхватил меня на крыльце и на руках донёс до машины. Ни метель, ни растрёпанные волосы не могли омрачить счастья.
Первое время я купалась в любви. Да, случались ссоры — но ночью мы мирились, и после казалось, что любим друг друга ещё сильнее.
Через год родился Алёшка.
Мальчик рос тихим, смышлёным. Ваня, как и большинство мужчин, почти не помогал — боялся брать на руки. Если и брал, Алёшка сразу ревел, и я забирала его обратно.
«Ты сама справишься, у тебя лучше получается. Вот подрастёт — будем в футбол гонять. А я лучше деньги зарабатывать буду», — говорил Ваня. Только зарплаты его едва хватало на троих.
Алёшка пошёл в садик, я вышла на работу. Но денег не прибавилось. Накопить на ипотеку — нереально. Начались упрёки, ссоры. Мириться уже не получалось так легко, как раньше.
«Надоело! Пашешь как вол, а тебе всё мало! Ты их ешь, что ли?» — рявкнул как-то Ваня.
«Сам их жрёшь», — огрызнулась я. — «Глянь на свой живот!»
«Тебе не нравится? А ты-то сама… Женился на бабочке, а ты в гусеницу превратилась».
Разругались в пух и прах. Я, смахнув слёзы, пошла за Алёшкой в сад. По дороге домой, слушая его болтовню, вдруг поняла: не могу потерять Ваню. Сейчас обниму, поцелую — и всё будет как раньше. «Милые бранятся — только тешатся».
Но дома было тихо. Куртки Вани не было на вешалке. «Остынет — вернётся», — подумала я и начала жарить картошку с салом — его любимое.
Но он не пришёл. На звонки не отвечал. Утром, измученная бессонницей, отвела Алёшку в сад и поехала на работу. В обед отпросилась — и прямо к Ване в офис.
Подбежала к кабинету, распахнула дверь… Он стоял спиной, целовался с какой-то. Её руки с ярким маникюром белели на его пиджаке, будто кленовые листья.
Она открыла глаза, увидела меня — но не отстранилась. Наоборот, прижалась к нему крепче.
Я выбежала, как ошпаренная. Шла, натыкаясь на прохожих, ничего не видя сквозь слёзы. Ноги сами привели к маме.
«Мама, за что он так? Неужели все мужики такие?» — выдохнула я.
«Какие такие?»
«Изменяют… Давно, наверное. Не может же вот так, сразу?»
Мама вздохнула: «Когда любишь, весь мир — в одном мужчине. Потому, если он предаёт, кажется, будто все они предатели».
«А если не вернётся?»
«Переживёшь. У тебя сын. Думай о нём. А если не вернётся — может, и к лучшему».
«Ты же не нашла другого».
«Откуда знаешь? Просто боялась, что снова ошибОна обняла меня крепко, как в детстве, и прошептала: «Главное, что ты — не одна».
