— Не прикидывайся дурой! Где мать спрятала перстень? Или ты его взяла? Говори! — Павел сжал плечи Лизы до боли.
Лиза никогда не была красавицей. Когда бабушка впервые увидела новорождённую внучку в роддоме, спросила у дочери, какое имя та выбрала.
— Настенькой, — ласково ответила молодая мама.
— Анастасии бывают красивыми, а твоя дочь, прости, не станет. Назови её Елизаветой. Так звали мою мать, — вздохнула бабушка.
В детском саду девочки были словно куколки: пухлощёкие, с кудряшками и бантиками на головах. Лиза же росла нескладной, с тонкими, будто мышиными, волосами, которые вечно топорщились от статики.
— Намучается бедная с такой внешностью. Замуж не выйдет. Говорила же — с умом мужчину выбирать надо, а ты! — ворчала бабушка, заплетая Лизины жидкие волосёнки в косички, едва удерживающие банты.
— Мам, хватит! С возрастом выправится, — отмахивалась мать.
К двенадцати годам Лиза не расцвела. Высокая, угловатая, с короткой стрижкой, она оставалась мишенью для насмешек. Мальчишки дразнили её журавлём. Она замкнулась, перестала общаться, целыми днями читала книги.
В десятом классе она не пошла на школьный бал. Купленное летом платье вдруг оказалось мало.
— Почему дома сидишь? — спросила мать, вернувшись с работы.
— Зачем ты меня родила?! Чтобы я всю жизнь мучилась? Мальчишки журавлём зовут, на танцы не приглашают! Я уродина! — закричала Лиза в слезах.
— Дочка, и у красавиц не всё гладко бывает. Что поделаешь, если природа так распорядилась? Внешность — не главное, — утешала её мать.
— А что главное?! Деньги? Всё можно купить, даже лицо. Только у нас и денег-то нет! Я замуж не выйду, детей не рожу — не хочу, чтобы дочь так же страдала!
— Влюбляются в лицо, а любят за душу, — грустно сказала мама.
— У меня и душа-то не сахар, сама говорила! Разве может быть добрым характер, если все от тебя шарахаются? Почему ты не выбрала отца покрасивее?!
После школы Лиза могла бы поступить в институт, но подала документы в медицинский колледж. Ещё ребёнком, лежа в больнице с пневмонией, она видела медсестёр красивыми ангелами в белых халатах — под шапочками не видно волос. Учёбы меньше, да и парней там немного — дразнить не будут.
Колледж Лиза окончила с отличием. Пациенты её любили. Уколы она ставила ловко, не спешила уходить из палат, выслушивала жалобы на болезни и неблагодарных детей. В терапевтическом отделении лежали в основном пожилые.
Но иногда попадались и молодые. Один из пациентов, Роман, тридцати лет, всё вертелся возле медпункта, оказывал Лизе знаки внимания. Однажды поцеловал в процедурной, позвал в кино после выписки. Но дни шли, а звонка не было. Лиза собралась навестить его сама.
— Дура ты наивная. Женатый он, — покачала головой старшая медсестра.
— Это вы из зависти говорите!
— В карте чёрным по белому: семейное положение — женат, контактный телефон супруги указан.
— Но она ни разу не приходила!
— Поэтому и крутился возле тебя. Яблоки носила, домашнюю еду… Жена с двумя детьми, младшему всего месяц. Не с кем оставить.
— И про детей в карте написано? — спросила Лиза, уже на грани слёз.
— Мы в одном доме живём. Его жену хорошо знаю. Если бы что-то серьёзное заметила — давно бы сказала. А так… Видно, меня побоялся. Ты с такими осторожнее. Ну-ну, не реви. Всё у тебя будет. Мужики медсестёр любят — и ухаживать умеем, и пожалеть, и укол поставить, — обняла её старшая сестра по-матерински.
В отделении лежала пожилая интеллигентная женщина. К ней никто не приходил. Ни апельсинов на тумбочке, ни банки клюквенного морса, приготовленного заботливой рукой.
— Вас никто не навещает? Почему? — как-то спросила Лиза.
— Муж умер десять лет назад, сын далеко. У него семья, работа, не буду беспокоить по пустякам. Сама справлюсь, — ответила Людмила Петровна.
— Но разве есть что-то важнее здоровья матери? Вас скоро выпишут, а давление у вас… Как вы одна?
— Как-нибудь, Лизонька, — улыбнулась она.
— Давайте я буду к вам приходить? Помогу: укол поставлю, давление проверю. Мне не сложно.
— Неудобно как-то…
— Мы ещё поговорим, а сейчас мне надо, — Лиза коснулась её руки и вышла.
После выписки она, как и обещала, стала навещать Людмилу Петровну. Готовила, убирала, ходила в аптеку. Ей нравилось в просторной генеральской квартире.
— Муж был военным, генералом, — с гордостью рассказывала Людмила Петровна за чаем. — Полжизни по гарнизонам колесили. Под конец дали эту квартиру, да пожил он в ней недолго.
— А сын почему не с вами? Места хватит.
— Его жена хотела разменять квартиру на две. Не желала жить с нами. А я устала от тесноты, отказалась. С сыном поссорились. Муж из-за этого переживал… Инфаркт и случился.
Но не только поэтому. Когда-то муж помог одному высокопоставленному чиновнику. Тот в благодарность подарил ему перстень с редким бриллиантом.
— После смерти мужа сын приезжал, просил отдать перстень. Я отказала. Муж хотел сдать его в музей. Часто рассматривал вечерами — необычная огранка… — Людмила Петровна встала и вышла.
Через пару минут вернулась.
— Вот, смотри. Можешь взять.
— Тяжёлый… и большой, — надела перстень Лиза.
— Мужской. Муж не делал экспертизу — боялся разочароваться. Если подлинник — коллекционеры рано или поздно узнают, и хуже будет. Надо было сдать в музей. Не хочу, чтобы сына беда настигла. Жена его не отстанет.
Лиза приходила каждый день. Как-то Людмила Петровна показала ей узелок с одеждой, в которой её похоронить.
— А адрес сына? Телефон? Если что…
— Нет у меня ничего. Муж выбросил после ссоры.
Однажды случилось то, чего боялась Лиза — у Людмилы Петровны случиОна нашла её без сознания, вызвала скорую, но было уже слишком поздно — старая женщина не дожила до приезда врачей, и Лиза, сжав в кулаке перстень, твёрдо решила, что выполнит последнюю волю Людмилы Петровны и передаст его в музей, где он и должен был оказаться.
