Сегодня был тяжёлый, но прекрасный день.
Когда я вышла замуж за Сергея, Артёму было всего шесть лет. Его мать ушла, когда ему исполнилось четыре — ни звонков, ни писем, просто исчезла холодной февральской ночью. Сергей был разбит. Мы познакомились через год, оба пытались собрать осколки своих жизней. Когда поженились, это было не только про нас двоих — но и про Артёма.
Я не родила его. Но с того момента, как переехала в наш маленький дом со скрипучими ступеньками и плакатами хоккеистов на стенах, я стала его мамой. Ну, пусть не по крови — но я будила его в школу, жарила ему сырники, помогала с уроками и везла в больницу ночью, когда у него подскакивала температура. Я аплодировала на школьных спектаклях и кричала, как сумасшедшая, на его футбольных матчах. Я держала его за руку, когда его впервые бросила девушка.
Я никогда не пыталась заменить его мать. Но я сделала всё, чтобы он мог на меня положиться.
Когда Сергей внезапно умер от инсульта, едва Артёму исполнилось шестнадцать, я была в отчаянии. Потеряла мужа, лучшего друга. Но сквозь боль я знала одно точно — я никуда не уйду.
Я одна подняла его. Никакой крови между нами. Никакого наследства. Только любовь. И верность.
Я смотрела, как он становится взрослым. Была рядом, когда он получил письмо из университета — влетел на кухню, размахивая им, будто это выигрышный лотерейный билет. Я оплатила его поступление, помогла собрать вещи и рыдала, когда мы обнимались перед общежитием. Я плакала от гордости, когда он получал диплом с отличием.
Поэтому, когда он сказал, что женится на девушке по имени Алиса, я была счастлива. Он сиял — давно я не видела его таким.
«Мама, — сказал он (да, он называл меня мамой), — я хочу, чтобы ты была рядом во всём: выбор платья, репетиция ужина, всё».
Я не ждала, что буду в центре внимания. Мне хватило бы просто участия.
В день свадьбы я пришла рано, чтобы не мешать. Надела голубое платье — цвет, который, как он говорил, напоминал ему дом. А в сумочке держала маленькую бархатную коробочку.
Внутри были запонки с гравировкой: «Мальчик, которого я вырастила. Мужчина, которым горжусь».
Дорогими их не назовёшь, но в них было моё сердце.
В зале царила суета: флористы хлопотали, музыканты настраивали инструменты, организатор нервно сверялся с планом.
И тут ко мне подошла Алиса.
Она была прекрасна. Элегантна. Идеальна. Платье сидело, будто сшито специально для неё. Она улыбнулась мне — улыбкой, которая не дошла до глаз.
«Здравствуйте, — мягко сказала она. — Как хорошо, что вы пришли».
Я улыбнулась в ответ: «Я бы ни за что не пропустила».
Она замешкалась. Взгляд скользнул по моим рукам, затем снова к лицу.
«Только учтите, — добавила она, — первый ряд только для настоящих мам. Надеюсь, вы понимаете».
Слова не сразу дошли до меня. Может, это традиция? Или вопрос рассадки? Но я увидела — натянутую улыбку, вежливость из-под тиска. Она сказала именно то, что хотела.
Только настоящие мамы.
Земля ушла из-под ног.
Организатор поднял взгляд — он слышал. Одна из подруг невесты заёрзала на месте. Никто не проронил ни слова.
Я сглотнула ком в горле. «Конечно, — выдавила я улыбку. — Я понимаю».
Отошла в самый последний ряд. Колени дрожали. Я села, сжимая коробочку в руках, будто она могла меня удержать.
Зазвучала музыка. Гости обернулись. Шествие началось. Все сияли от счастья.
И вот в проходе появился Артём.
Он был красив — взрослый, уверенный, в тёмно-синем костюме. Но, проходя, он пробежался взглядом по рядам. Вперёд, назад — и остановился на мне.
Он замедлил шаг.
На его лице промелькнуло непонимание. Затем — осознание. Он посмотрел вперёд, где мать Алисы сияла рядом с отцом, сжимая в руках платок.
А потом развернулся и пошёл назад.
Сначала я подумала — забыл что-то.
Но его друг уже подходил ко мне.
«Анна Михайловна, — тихо сказал он, — Артём просил проводить вас вперёд».
«Я… зачем? — пробормотала я, сжимая запонки. — Нет, не надо, я не хочу сцены».
«Он настаивает».
Я медленно поднялась, чувствуя, как горят щёки. Все глаза были устремлены на меня, пока я шла вперёд.
Алиса обернулась. Её лицо ничего не выражало.
Артём подошёл к нам. Взглянул на неё твёрдо, но мягко. «Она сядет в первом ряду, — сказал он. — Или свадьбы не будет».
Алиса моргнула. «Но… Артём, мы же договорились…»
Он аккуратно перебил её. «Ты сказала, что первый ряд — для настоящих мам. И ты права. Именно поэтому она должна быть там».
Повернулся к гостям, голос разнёсся по залу: «Эта женщина меня вырастила. Она держала меня за руку, когда мне снились кошмары. Благодаря ей я стал тем, кто я есть. Она моя мать — даже если не родила меня».
Потом посмотрел на меня и добавил: «Она та, кто остался».
Тишина повисла, будто натянутая струна.
А потом кто-то начал аплодировать. Сначала робко, потом громче. Кто-то встал. Организатор украдкой вытер глаза.
Алиса казалась ошеломлённой. Но промолчала. Лишь кивнула.
Я взяла Артёма под руку, слёзы застилали взгляд. Он подвёл меня к первому ряду, и я села рядом с матерью невесты.
Та не взглянула на меня. Но мне это было неважно. Я была здесь не для неё.
Церемония продолжилась. Артём и Алиса обменялись кольцами, и когда они поцеловались, зал взорвался аплодисментами. Всё было прекрасно — романтично, трогательно, наполнено радостью.
После, на банкете, я стояла в сторонке, всё ещё не веря произошедшему. Чувствовала себя не на своём месте. Но — бесконечно любимой.
Алиса подошла ко мне, когда стало тише.
Она выглядела иначе. Жёсткость исчезла.
«Я должна извиниться, — сказала она, опустив глаза. — Я была не права. Я не знала вашей истории. ДЯ обняла её и прошептала: «Главное, что теперь ты знаешь».
