Тихим вторничным вечером зашёл он — наш постоянный посетитель, Григорий Петрович. Вечно сидел у окна с газетой, заказывал одно и то же: чёрный кофе и кусочек медового торта. Разговаривал мало, но улыбался тепло, а чаевые оставлял щедрые. Все его знали, хоть и не были знакомы близко.
Но в тот день он пришёл иначе.
На нём была отутюженная рубашка и потрёпанный галстук. Волосы аккуратно зачёсаны, а в руках — маленькая праздничная шапочка и коробочка, обёрнутая в синюю бумагу. В глазах — волнение.
Я улыбнулась за стойкой: «Как обычно, Григорий Петрович?»
«Не сегодня», — ответил он, и глаза его засветились. «Можно столик на шестерых?»
Я удивилась: «На шестерых?»
«Да», — он взглянул на часы. «Семья придёт. У меня день рождения.»
Меня это тронуло. Наверное, я поздравила его раз пять, лишь бы скрыть недоумение. Провела его к угловому столику — самому большому. Он расставил шапочки, бумажные тарелки, даже дуделки принёс с собой. Свечку воткнул в пирожное.
Я принесла ему кофе за счёт заведения и наблюдала, как он снова и снова смотрит на часы.
Прошло минут, потом час.
Он улыбался, пил кофе, но в глазах читалась грусть. Шапочки остались нетронутыми. Коробочка не распакована. Пирожное не тронуто.
В кафе стояла такая тишина, что все заметили. Посетители, бариста, даже студентка с учебниками в углу — все украдкой смотрели на его одинокий праздник.
Наконец я решилась: «Григорий Петрович, позвонить вам кому-нибудь? Может, задерживаются?»
Он покачал головой: «Нет, нет… Наверное, просто заняты.»
Улыбнулся, но глаза не светились.
Тут Наталья, официантка, прошептала мне: «Нельзя оставлять его так.»
И мы не оставили.
Она начала первой. Надела шапочку и подошла: «Можно к вам?»
Григорий Петрович замер, потом рассмеялся: «Конечно, милая. Чем больше, тем веселее.»
Потом Иван, бариста, принёс кусок шоколадного торта из витрины и зажёг свечу: «Простите за пирожное, но вам полагается что-то посерьёзнее.»
Вскоре к столику подсели ещё трое — одна девушка даже заиграла «Каравай» на телефоне. Кто-то достал балалайку из сумки и заиграл. Вся кофейня подхватила.
«Как на… именины…»
Григорий Петрович смотрел растерянно. Потом вытер глаза и оглядел нас — людей, которых едва знал.
«Я… не знаю, что сказать», — прошептал он.
Наталья подмигнула: «Скажите, что загадаете желание и задуете свечу.»
Он закрыл глаза, задул.
Смех, аплодисменты, радость. Следующий час мы праздновали, будто это лучший день в году. Григорий Петрович рассказывал истории — о службе на флоте, о покойной жене, что пекла лучшие блины, о том, как отмечал дни рождения своих детей, когда они были маленькими.
Потом он сказал нечто, от чего все замолчали.
«Я думал, старость — это когда тебя забывают. Но сегодня… сегодня вы напомнили, что я ещё есть.»
Он развернул коробочку — внутри шесть маленьких фигурок, вырезанных из дерева. «Это для внуков. Но раз они не пришли… может, не им предназначено.»
Он раздал их тем, кто сидел за столом — каждой фигурке прилагалась записка, которую он заготовил для детей.
Наталье: «Тому, кто одним взглядом делает мир теплее.»
Ивану: «Тому, кто варит не только кофе, но и доброту.»
Студентке: «Мечтательнице — пусть верит, что чужие могут стать родными.»
Мне тоже досталась:
«Той, что заметила — спасибо, что увидела.»
Я храню её на полке за кассой.
Когда мы закрывались, я нашла его неоплаченный счёт. Он ушёл тихо, но оставил салфетку с дрожащей надписью:
«Вы подарили мне лучший день рождения за много лет. Спасибо, что напомнили — я ещё что-то значу.»
На следующее утро он снова пришёл. Тот же столик, тот же кофе. Без шапочек, но что-то в нём изменилось. Плечи распрямились, глаза светились.
С тех пор он стал общительнее. Чаще рассказывал истории, чаще смеялся. Через пару недель начал помогать в библиотеке: «Раз ещё могу говорить — пусть будет не зря.»
Потом нашлась семья. Дочь позвонила, извинилась, сказала, что были обстоятельства. Он не спешил, но однажды признался: «Встретимся на днях. Начнём заново.»
А мы в кофейне? Просто рады, что стали частью его истории.
ГЛАВНАЯ МЫСЛЬ:
Порой достаточно одного взгляда, одного доброго жеста, чтобы всё изменить. Одиночество прячется на виду, а любовь приходит не оттуда, откуда ждёшь. Но даже шапочка, кусок торта или общая песня могут значить всё для того, кто думал, что его забыли.
