«Оставила мне дочку? – Валентина вдруг обожглась страшной догадкой. – Не может быть. Она точно вернётся.»
Вернувшись с работы, Валентина обнаружила на столе короткую записку от дочери. Отношения с Алёнкой всегда были сложными, но чтобы вот так сбежать… Перечитывала строчки снова и снова, выучила наизусть, но всё равно казалось – упустила что-то важное.
Ночь выдалась бессонной. То подушка жёсткая, то одеяло давит, то душно. Плакала, представляла разговоры с дочерью, вспоминала их ссоры и редкие счастливые моменты…
Под утро, измученная, встала, включила лампу. Записка лежала поверх бумаг, мятая от частых прикосновений.
В сотый раз вглядывалась в строки. Нет, всё ясно. Даже слышала тот самый раздражённый голос Алёнки:
«Надоел твой контроль… Ты душишь меня… Хочу жить сама. Я взрослая… Ты бы всё равно не отпустила, поэтому ушла. Со мной всё в порядке. Не ищи. Я не вернусь…»
Ни привета, ни подписи. «А как же я? – мысленно кричала Валентина. – Если что случится – даже сообщить некому! Тебе наплевать?»
Алёнка, конечно, по-своему права. Но разве не естественно желание матери, чтобы дочь получила образование, встала на ноги? Чтобы случайная любовь не перечеркнула будущее? Бывают ли матери, которые разрешают всё?
Сама Валентина вышла замуж студенткой. Страсть быстро выгорела, не выдержав тесной общаги, вечного безденежья и усталости.
А после рождения Алёнки стало совсем невмоготу. С мужем-однокурсником только ругались. Может, мать была права, уговаривая на аборт? Но Валентина верила – любовь победит. Глупая…
Через три месяца развелись. Взяла академ, вернулась к родителям. Странно – мать, так противившаяся беременности, сразу прикипела к внучке. Отпустила Валентину доучиваться, сама нянчила Алёнку, баловала без меры.
Пока жили родители – было легко. Мать помогала, ребёнок под присмотром. После института два года проработала учительницей английского, потом устроилась переводчиком.
А с личной жизнью не складывалось. Мать твердила: «Ищи взрослого, состоявшегося». Но попадались либо женатые, предлагающие роль любовницы, либо разведённые, ищущие пристанища. Валентина боялась таких связей.
Когда умерли родители, остались вдвоём с дочерью. Ближе Алёнки никого не было. Всё отдавала ей. А оказалось – не нужно. Избалованная бабушкой, дочь считала мать деспотичной. Мечтала не об учёбе, а о свободе. И вот – сбежала…
«Подожду. Что ещё остаётся? Ты вернёшься. Я же мать – люблю и прощу. Лишь бы с тобой ничего не случилось…» Выключила свет, легла. Долго ворочалась, но уснула тревожным сном.
Смириться с уходом не могла. Вздрагивала от звонков, прислушивалась к шагам под дверью. Кроме работы, взяла переводы на дом. Сидела до ночи за статьями, спала урывками. Усталость не оставляла времени на жалость к себе.
Через полтора года звонок прервал работу. Неохотно отложила очки, потёрла глаза. Звонок повторился – пришлось открыть.
На пороге стояла похудевшая, осунувшаяся Алёнка. Валентина ахнула, бросилась обнимать – но наткнулась на ледяной взгляд. Только тогда заметила свёрток на руках дочери.
«Это… твой?» Взяла ребёнка. «Девочка?» – обрадовалась. «Отнесу в комнату, раздевайся.»
Уложила малышку на диван, любуясь ресницами на пухлых щеках. Хлопнувшая дверь заставила очнуться. Алёнки нигде не было.
В прихожей – только сумка у порога да мокрые следы сапог. Выбежала на лестницу – тишина. Окно – во дворе пусто.
«Оставила мне дочку? – Снова жар от ужаса. – Нет, не может быть! Вернётся. Сумка же…» В сумке – только детские вещи.
Девочка заворочалась, заплакала. Валентина переодела её, бормоча: «Мама скоро придёт…» В боковом кармане нашла свидетельство – Ирина Леонидовна Тихонова.
Значит, замужем так и не побывала, раз дала ребёнку свою фамилию. Отчество Леонидовна – отца? Или просто наобум?
Короткая записка: «Пусть побудет с тобой недолго.» И всё.
В сумке – бутылочка, начатая пачка смеси. «Хоть это…» – бросилась разводить питание.
Началась другая жизнь. Перешла на надомную работу, чтобы не разлучаться с внучкой. Уставала, но впервые за годы чувствовала – жизнь обрела смысл.
В год Ирочка пошла, в три с половиной – отдала в сад, предварительно прописав у себя. Заведующей сказала: «Мать часто в командировках».
Шли годы. Спокойная, смышлёная девочка не называла её бабушкой – только «мама».
«У тебя другая мама, я – бабушка», – объясняла Валентина.
Не помогало. Тогда предложила: «Зови меня Валей. Бабушка Валя.»
С тех пор – только «Валя».
Алёнка не возвращалась, не писала. Перед школой Валентина боялась – вдруг возникнут вопросы? Затянула до августа, пошла в свою бывшую школу. Завуч – строгая женщина с холодными глазами.
Но директор остался прежний. Ему всё рассказала – и Ирочку приняли без проблем.
Валентина так привязалась к внучке, что теперь боялась возвращения дочери. Не баловала, но отдавала всё. Гордилась её успехами.
Ирочка росла не по годам серьёзной. «А Алена такой была?» – с грустью думала Валентина. Нет, та и за книжкой не усидела, из музшколы сбежала. Только гулять и тянуло.
Весна выдалась ранняя. Возвращались из школы, зашли в магазин. Валентина несла тяжёлый рюкзак, пакет с продуктами. У подъезда искала ключ.
«Мама».
Обернулась – выронила ключи. Перед ней стояла яркая, модно одетая блондинка. Дорогие духи, холёные руки. Чужая, но родная. Обрадовалась – но сердце сжалось: значит, заберёт Иру.
Девочка подняла ключи,
