Ну, слушай историю, которую я тебе сейчас расскажу.
Я уже подходила к дому, когда в сумке зазвонил телефон. Достаю – брат.
— Привет, Толик, — без стеснения называю его детским именем, хотя он уже взрослый дядя, выше меня на голову.
— Ты не забыла, что у мамы через неделю юбилей? — напоминает он.
И вовремя, потому что я правда забыла.
— Ну как можно забыть, — бодро вру я. — А ты подарок уже купил?
— Вот по этому поводу и звоню. Давай встретимся, обсудим.
— Давай. Ко мне зайдешь? Или завтра в обед в наше кафе? — предлагаю.
— Договорились. В двенадцать жду в кафе. Если что, созвонимся, ладно? Тогда до завтра. — И Толя кладет трубку.
Я его обожаю, моего младшего брата. Он для меня ближе всех. Не мама, а именно он. И страшно сейчас вспоминать, что когда-то я хотела его убить. До сих пор гложет вина, особенно когда вижу его. И стыд. Никогда бы себе не простила. Но тогда…
***
Мои будущие родители влюбились в институте и жить друг без друга не могли. Вместе ели, вместе спали, вместе на пары ходили. Только вот уединиться было негде: мама жила с родителями, а папа — в общаге. Выход один — жениться. О чем они и заявили маминым родителям. Вздохи, уговоры, слезы — не помогло. Молодые горели и стояли на своем. Делать нечего — смирились.
У мамы характер такой — если вбила себе что в голову, то хоть лбом проломи стену. Она уговорила родителей сыграть скромную свадьбу, а сэкономленные деньги пустить на съемную квартиру. Не жить же впятером в двух комнатах.
Первое время молодые только и делали, что целовались. На пары приходили сонные, но счастливые. Им казалось, что их любовь переживет все. Какие там испытания? Тогда они еще не знали, что жизнь — не роман.
А потом мама забеременела. Оба обалдели, но приняли с честью. До диплома полтора курса — переживут.
Но начался жуткий токсикоз. Маму тошнило, спала она целыми днями, запахи еды не переносила. Папа коротал вечера в общаге с однокурсниками. Ссоры начались, но быстро гаснут — токсикоз прошел, мама снова за плиту встала.
Я родилась — началась бесконечная усталость. Лекции никто не отменял, а я не давала спать. Бабушка с дедушкой брали отпуска, чтобы сидеть со мной. Мама сбегала с пар — грудь от молока болела.
Ее нервы передавались мне. Я орала и засыпала только на руках. Родители с радостью сдавали меня кому угодно и мчали в институт — вздремнуть хотя бы на лекции.
Любовь любовью, а терпения не хватало. Начали замечать недостатки, считать, кто больше устал, кто меньше помог. Папа снова в общагу пропадать стал. Возвращался поздно — скандалы на пустом месте.
Но вот дипломы получили, папа работу нашел. Безденежье и недосып позади. Меня в сад отдали, мама тоже устроилась. Но тут я болеть начала. Больничные, нервы, а бабушка с дедушкой еще работают — не помочь. Жизнь подкидывала новые трудности. Папа задерживаться стал…
Однажды он пришел поздно, мама устроила сцену.
— Хватит! — крикнул папа. — Я так больше не могу. Жениться было ошибкой. Я люблю другую.
Сказал это резко, вещи собрал и ушел.
Я этого, конечно, не помнила. Что-то рассказывала бабушка, что-то сама догадалась.
Не каждая семья быт выдерживает. После ухода папы мама будто подменилась. Плакала, а злость на мне вымещала.
Если чай проливала или печенье роняла, мама кричала, что я неловкая и вся в отца. Я решила, что он из-за меня ушел — потому что я плохая. И с этой мыслью выросла.
— Все дети как дети, а ты грязнуля, — ругала она. — Криворукая. Вся в отца.
Казалось, мой один вид ее раздражает. Бабушка говорила, что я на него похожа. Ну надо же было такому случиться.
Я жила с одной мыслью — не расстраивать маму. Четверка была катастрофой. Я из кожи вон лезла, но угодить ей было нереально.
Почерк у меня был ужасный.
— Как курица лапой! — морщилась мама. — У отца твоего тоже каракули.
И я вечерами писала прописи вместо игр. Вывела красивый почерк, но мама даже не заметила.
Потом она снова вышла замуж. Дядя Женя приходил ко мне, играл, уроки помогал делать. Пока мама не звала его к себе.
Однажды спросил: хочешь братика или сестричку? Я хотела, чтобы меня любили. Сказала: братика. Он улыбнулся, погладил по голове. Мама так никогда не делала.
Те несколько дней, пока мама была в роддоме, стали самыми счастливыми. Ни криков, ни ссор. Я стала звать дядю Женю папой. Но мама вернулась с братом, и все изменилось.
Он орал, а я его возненавидела. Теперь и папа на меня не смотрел. Брат подрос, ковылял за мной. Упадет — мама на меня кричит.
Вся любовь доставалась ему. Мама хвасталась его успехами, забывая про меня. Только папа спрашивал, как дела в школе. Тогда-то у меня и родилась мысль: если не будет брата, папа будет любить только меня.
Когда я закончила третий класс, а брату шел третий год, мы поехали на море. Солнце, песок, ни облачка! Мы с братом ушли купаться.
Я оглянулась: мама под шляпой дремлет, папа книжку читает. Вода Толику уже по грудь, но я шла дальше. Потом отпустила его руку.
— Смотри, дельфины! — сказала я и показала в море.
Он шагнул — и провалился в яму. Я не схватила его. Стояла и смотрела, как он захлебывается. На мгновение он вынырнул — в глазах не страх, а удивление.
Потом мне стало страшно. Я бросилась к берегу с криком. Папа бежал мне навстречу. Вытащил Толика — тот лишь воды наглотался.
Но папа посмотрел на меня так, что я готова была сквозь землю провалиться. В его взгляде было разочарование.
Я боялась, что он маме расскажет. Но он молчал. Только Толик болтал про дельфинов. С тех пор папа никогда не оставлял нас одних. Он мне больше не доверял.И теперь, глядя на своего мужа и детей, я понимаю, что смогла разорвать этот круг и дать им то, чего сама недополучила — безусловную любовь.
