Серая мышка
Алевтина выглянула в окно. На детской площадке резвились ребятишки. Их мамы курировали процесс, переговариваясь между собой. Лавочка у подъезда была запорошена снегом.
Она натянула чёрные сапоги, коричневое пальто, такую же вязаную шапку, схватила кожаную сумку и вышла из квартиры. Замок щёлкнул, и она спустилась по лестнице, прислушиваясь — не слышно ли шагов?
Со стороны её можно было принять за старушку. Лишь вблизи становилось ясно — ей не больше пятидесяти. Непримечательное лицо: узкие глазки, тонкие губы. Взглянешь — и тут же забудешь.
Переехала сюда двадцать пять лет назад. Ни с кем не общалась. Сперва соседи заглядывали — соль одолжить, спички. Алевтина приоткрывала дверь на цепочке, бормотала «нету» и захлопывала. Скоро к ней перестали стучаться.
Гостей у неё не водилось. Казалось, на всём свете у неё ни души.
Родные всё же были. В глубинке, в городке Липки, жила младшая сестра с семьёй. Но Алевтина с ней не общалась. Всю красоту Бог дал сестре — ну а ей что?
Чужие в её квартиру почти не заходили. Разве что сантехник или проверяющий из газовой службы. Она дотошно сверяла удостоверения, звонила в контору — уточняла полномочия.
Зла никому не делала. Не сплетничала, не грубила. Здоровалась и шла дальше, опустив глаза.
На работе её звали «синим чулком» или серой мышкой. Работала бухгалтером в конторе — аккуратно, без ошибок. Начальство ценило. Носила строгие тёмные платья, волосы — тугой пучок.
В тридцать лет захотела ребёнка. Тогда в её жизни появился единственный мужчина — шофёр Геннадий. Заходил иногда. Она покупала ему рубашки, которые он оставлял у неё. Женат был.
То ли жена прознала, то ли кто-то «помог» — через пару месяцев Геннадий уволился и исчез. А Алевтина не забеременела. Это была её единственная любовь.
«И слава Богу», — решила она. Одной растить ребёнка тяжело. Да и зачем плодить таких же неприметных, как она?
Как-то набрала в магазине полный пакет продуктов. Мужик предложил помочь донести.
«Сама», — бросила она и так посмотрела, что он отшатнулся.
«Знаем мы этих помощников. Ударит, ограбит — ищи потом ветра в поле».
Обмануть её было нельзя. Считала в уме мгновенно. Кассирша пробьёт чек — а Алевтина уже знает, на сколько её обманули. Не кричала, просто смотрела ледяными глазами. Кассирша краснела, возвращала сдачу.
В субботу перед Новым годом раздался звонок. Алевтина подождала, прислушалась. Звонок повторился. В глазке мелькнуло лицо, похожее на сестру.
«Кто?» — спросила она, чувствуя, как дрожит голос.
«Тётя Лёля, это я, Света, ваша племянница».
«Племянница?» — Алевтина нахмурилась.
Давным-давно она ездила к сестре хвастаться новой квартирой. Видимо, тогда и оставила адрес. Больше никто из родни не беспокоил. О племяннице она и не знала.
«Тётя, мне нужно с вами поговорить», — голос за дверью дрожал.
Алевтина нарушила правило и открыла.
«Зачем приехала?» — спросила она, разглядывая девушку. Та была вылитая сестра — те же серые глаза, только не холодные, а тёплые. Кудряшки выбивались из-под шапки.
«Тётя, сын тяжело болен. Нужна операция в Москве. Денег нет… Мама сказала, что только вы можете помочь». Девушка заплакала.
Что-то дрогнуло в Алевтине. Представила себя на её месте.
«Заходи», — буркнула она, глядя на мокрые следы от сапог.
Света робко присела на табурет. Квартира казалась ей дворцом — чисто, дорого, всё блестит.
«Возьми. На операцию», — Алевтина протянула свёрток с деньгами.
«Спасибо!» — Света прижала свёрток к груди.
«Сколько ему?» — сухо спросила Алевтина.
«Два года. Он такой славный…»
Алевтина поморщилась. Её это счастье обошло.
«А муж?» — перебила она.
«На войне… Пошёл, чтобы денег заработать».
«Как повезёшь деньги? Не боишься?»
Света распахнула пальто — под ним была потайная сумка. Деньги спрятала туда.
«Ну ладно. Поезжай, нигде не останавливайся».
Света вдруг схватила её руку и поцеловала. Алевтина дёрнулась.
«Напишешь, как операция», — сказала она, открывая дверь.
Посмотрела на мокрые следы. Хотела вытереть — передумала. Всё же родная кровь.
Подошла к окну. Снег падал мягко. Увидела Свету — та быстро шла по двору. И вдруг Алевтина захотела надеть шубу.
Купила её давно, но носила только дома — крутилась перед зеркалом, потом убирала. Боялась, что отнимут.
«А после смерти кому достанется? Разве что племяннице», — подумала она и надела шубу.
Выйдя на улицу, почувствовала себя важнее. Дошла до площади с ёлкой. Дети катались, родители фотографировались.
«Поможете сфоткать?» — молодой отец протянул телефон.
Она привычно отпрянула, но его улыбка её остановила.
«Куда нажимать?» — растерялась она.
Он показал. Алевтина сделала снимок. Потом зашла в магазин, купила торт — просто потому, что все покупали.
Дома никого не ждало. Она посмотрела на торт. Сладкое не любила.
За стеной орали соседские внуки. Не раздумывая, Алевтина постучала к соседке. Та вытаращила глаза.
«Вам „скорую“?»
«Вот, внукам», — Алевтина протянула торт и ушла.
Через день пришла телеграмма: Света сообщала, что добралась. Завтра едут в Москву.
Алевтина вдруг вспомнила — не спросила имя мальчика.
«Хоть бы Гена», — мелькнуло у неё.
Через три недели пришло письмо: операция прошла успешно. Сыночек Генка теперь здоров. Света звала её летом в гости — ягоды поспеют, речка близко…
Алевтина перечитала письмо. Строки казались тёплыАлевтина впервые за много лет почувствовала, что жизнь — это не только цифры в отчётности и страх перед чужими взглядами.
