Ну, слушай, вот такая история.
Светлана терпеть не могла своего имени и фамилии — Хомякова. Дети в школе, как водится, жестоки. Уже с первого класса к ней прилипло обидное прозвище — Хомяк.
Она разглядывала себя в зеркало и мечтала о светлых длинных волосах, как у Даши Соколовой, о стройных ногах Насти Орловой или хотя бы о крутых родителях, как у двоечницы Маши Королёвой, за которой в школу приезжал водитель на «Лексусе». «Почему мама вышла за такого, с такой фамилией? Выйду замуж только за человека с нормальной фамилией, а лучше за иностранца», — думала она.
Её бесили её же собственные вьющиеся, непослушные тёмные волосы, вечно выбивающиеся из-под заколок. Серые глаза на смуглой коже выглядели эффектно, но Свете казалось, что это некрасиво.
Мама работала бухгалтером в поликлинике, папа водил маршрутку. Денег вечно не хватало. Отец копил на машину и зорко следил, чтобы ни одна копейка не пропала зря. «Нечего наряжаться, чай не баре», — ворчал он, замечая новую кофточку на дочери. Чаще всего ей приходилось донашивать вещи за двоюродной сестрой. Новые доставались, только если сестре они не подходили. Как же всё это достало Светлану. Будь у неё нормальные родители, никто бы не дразнил её Хомяком.
Перед выпускными к ним приехала тётя Галя, сестра отца. Она работала домработницей у богатой семьи в Испании.
— Хочешь, расскажу, как туда попасть? — как-то вечером шепнула она.
Спали они в комнате Светланы.
— Конечно! — Обрадовалась та.
— Тихо. Паша не одобрит. Ты уже совершеннолетняя?
— Да, в феврале исполнилось. — Сердце застучало чаще.
— Отлично. Разрешения родителей не нужно. Сделаешь, как скажу — всё получится. А Пашка всю жизнь скрягой был.
Выглядела тётя Галя так, будто сама была испанской сеньорой, а не прислугой. «Главное — деньги, а кто и как их заработал, никого не касается», — говорила она.
Светлана заболела этой идеей. Тётя дала ей денег, сказала — вернёшь, когда заработаешь.
Она сделала все, как советовала тётя. Для виду поступила в колледж на парикмахера, чтобы родители не приставали. Но когда пришло приглашение из Испании, бросила учёбу, собрала вещи, оставила записку и уехала.
В Барселоне её встретила тётя Галя и отвезла в огромный дом на окраине, где Светлане предстояло ухаживать за восьмидесятилетней больной старушкой.
— Не подведи. Не воруй. Я за тебя поручилась, — строго сказала она Свете, которая уже испугалась собственной наглости.
Дом поразил её. Её поселили в маленькой комнатке рядом с комнатой старушки. Светлана радовалась, что не надо снимать жильё. За доплату она два раза в неделю убирала дом. Почти не выходила наружу — её Испания ограничивалась стенами особняка. Но её это не смущало. Год пролетит быстро, не вечно же быть сиделкой. Заработает, выучит язык — потом видно будет.
Она, как отец, начала копить. Да и тратить было негде. Светлана делала селфи на фоне шикарной мебели, когда хозяев не было, и выкладывала в соцсети. «Пусть думают, что мне сказочно повезло».
Бывшие одноклассники ставили лайки, завидовали. Теперь её звали по имени, спрашивали, как она туда попала. Она отвечала туманно.
Однажды её фото прокомментировал Кирилл, одноклассник. Они начали переписываться. Кирилл писал, что работает в автосервисе, хорошо зарабатывает, купил «Фольксваген». Выложил фото на фоне красной машины.
А потом начал писать о чувствах. Жаловался, что они далеко, спрашивал, когда она вернётся. Светлана отвечала уклончиво — мол, не знаю, в Испании здорово. Хотя понимала: его интерес к ней подогревался её «испанской историей». Но Кирилл уверял, что она ему нравилась с седьмого класса. Да, она помнила его взгляды. Хотелось верить. И она верила.
Однажды хозяева ушли на вечерний приём. Обычно возвращались под утро. Старушка спала. Светлана зашла в гардеробную и примерила кучу платьев хозяйки. Одно, красное на тонких бретелях, село идеально. Хозяйка была худой и плоской, а у Светы — всё на месте: грудь, талия, бёдра. Впервые ей понравилось своё отражение в зеркале.
Она налила вина, стала снимать себя на телефон в гостиной, потом выложила в соцсети с подписью: «Вернулась с приёма… Устала, лень переодеваться. Решила выпить бокал…»
Выпила один бокал, потом второй… И уснула на диване в вечернем платье.
Разбудил крик хозяйки. Та орала на испанском так быстро, что Светлана не понимала ни слова. Но когда та указала на дверь — всё стало ясно.
Хозяйка не поленилась, сбегала в её комнату, швырнула вещи к ногам. Светлана запихала всё в чемодан под крики: «¡Fuera!» («Вон!») Это она поняла без перевода. Уходя, увидела себя в зеркале — всё ещё в том платье. Но рано радовалась: в последний момент хозяйка вернула её.
Она медленно снимала платье. Под ним были только трусики. Толстый лысый хозяин пристально разглядывал её голое тело. Потом она так же медленно надела джинсы и кофту, а он что-то горячо говорил жене. Наверное, уговаривал оставить русскую девушку. Хозяйка орала на мужа.
Светлана тряхнула кудрями, усмехнулась и ушла, не дожидаясь конца ссоры. Шла и думала, как хозяин смотрел на её тело. «Выгони свою кикимору — я бы тут сеньорой была…»
Языка она не знала, рекомендаций не было — искать другую работу было бессмысленно. Позвонила тёте Гале, но та была не в Барселоне. Попросила подождать неделю. Но где? Решила вернуться в Россию.
Около года прожила вдали от дома. Накопила денег. Может, поможет отцу с машиной.
Сошед с электрички, она увидела грязный вокзал, разбитый асфальт, облупленные дома. Всё было не так, как в памяти. Она пожалела, что вернулась. Только родная речь радовала — не надо было напрягаться, пытаясь понять быструю испанскую речь.
У вокзала толпились такУ вокзала толпились таксисты, и среди них она с удивлением узнала Кирилла, который, увидев её, сначала смутился, а потом широко улыбнулся и сказал: «Ну что, Хомяк, опять дома?» — и она вдруг поняла, что эта глупая кличка больше не кажется ей обидной.