**Родственная ловушка**
– Аленка, ну что за дела?! – голос Иры дрожал от негодования. – Как ты могла так подставить родную сестру?!
– А что, по-твоему, я должна была делать? – Нина (Аленка тут была бы слишком мягко) оторвала взгляд от бумаг, разложенных на кухонном столе. – Ждать, пока ты окончательно развалишь этот дом?
– Развалишь?! – Ира вцепилась в спинку стула. – Я его тридцать лет держала в порядке! После смерти мамы с папой! А ты где была?
– Ох уж это «где была»! – передразнила Нина, сверкнув холодным взглядом. – Зарабатывала деньги, в отличие от некоторых, кто до сорока на родительской шее сидел.
Ире показалось, что пол уходит из-под ног. Она медленно опустилась на стул, уставившись на документы.
– Это… настоящее завещание? – прошептала она.
– Настоящее, – коротко бросила Нина. – Мама оставила дом мне. Полностью. А ты ищи себе другой угол.
– Но как?! Когда она успела? В последние месяцы она же с трудом соображала!
– Именно поэтому я и приехала. Кто-то должен был заняться её делами, пока ты бегала по аптекам.
Ира смотрела на сестру и не узнавала ее. Да, Нина всегда была жесткой, но вот чтобы настолько… Особенно сейчас, когда со дня похорон мамы не прошло и месяца.
– Нин, давай поговорим по-человечески, – попробовала она смягчить тон. – Ты имеешь право на часть дома, но выгонять меня…
– Я тебя не выгоняю, – аккуратно сложила Нина документы. – Можешь снимать комнату. За адекватные деньги, разумеется.
– Снимать комнату в родном доме?! – Ира фыркнула. – Ты серьезно?
– Вполне. Собственность есть собственность.
Ира поднялась и прошлась по кухне. Каждый угол здесь был пропитан воспоминаниями: вот бабушкин комод, вот банки с соленьями, которые они вместе закрывали…
– А помнишь, как мама говорила, что дом должен остаться в семье? – тихо спросила Ира. – Для внуков…
– Внуков у тебя нет, – резко оборвала Нина. – А у меня есть Сережа и Маша. Вот им и достанется.
– Твои дети даже на похороны не приехали! – вспыхнула Ира. – А я маму каждый день навещала!
– Навещала, навещала… – Нина махнула рукой. – Но толку? Все равно она умерла в больнице.
Эти слова кольнули Иру больнее ножа. Она и сама винила себя, что недоглядела, не успела…
– Ты же знаешь, я сделала все, что могла…
– Знаю. Но этого было мало.
Раздался звонок в дверь. Нина пошла открывать, а Ира осталась стоять, не в силах поверить в происходящее.
– Ой, Ирочка, ты дома? – в кухню ввалилась тетя Катя с пакетом молока. – Как ты, родная?
– Нормально, – соврала Ира, вытирая слезы.
– Слышала, Нина приехала, – тетя Катя со знанием дела глянула на документы. – Наследством занимаетесь?
– Занимаемся, – сухо ответила Нина, возвращаясь.
– А я помню, как ваша мама говорила, что Ира – ее опора, – продолжала соседка, не чувствуя накала. – Никуда не уезжала, всегда рядом…
Нина стиснула зубы, но промолчала.
– Катерина Ивановна, мы тут… делим наследство, – вежливо, но твердо сказала она.
– Ой, ну конечно! – засуетилась тетя Катя. – Молоко принесла, лишнее осталось. Бери, Ира, не пропадать же добру.
Когда соседка ушла, сестры снова остались наедине. Нина достала еще один документ.
– Вот договор аренды, – деловито сказала она. – Можешь оставить себе комнату и кухню. Десять тысяч в месяц.
– Десять?! – Ира ахнула. – У меня пенсия двенадцать!
– Подрабатывай. Или переезжай в меньшую квартиру.
– Нин, что с тобой? – Ира села напротив. – Мы же всегда были дружными…
– Дружными? – Нина подняла на нее взгляд. – Я молчала, пока ты сидела на шее у родителей. Молчала, когда они тебе квартиру покупали, а мне говорили: «Денег нет». Молчала, когда ты после развода снова к ним вернулась…
– Я работала!
– За копейки. А родители тебя подкармливали.
– А ты что, бедствовала? У тебя же муж с хорошей зарплатой!
– Детям образование нужно! А мне помощи никакой. Все сама, все сама.
Впервые за этот разговор Ира увидела в глазах сестры не только холод, но и старую обиду.
– Нин, если тебе было обидно, почему не сказала раньше?
– Сказать кому? Маме, которая на тебя молилась? Папе, который тебя считал идеалом?
– Они нас обеих любили…
– Меня – пока я была удобной. Училась, вышла замуж. А как начала жить для себя – стала чужой.
Она замолчала, стиснув пальцы.
– А потом ты развелась и вернулась. И снова стала любимицей.
Ира встала и подошла к окну. Во дворе все так же шумела старая яблоня, под которой они в детстве играли.
– Когда мама завещание переписала?
– В мае. Когда ты лежала с воспалением легких.
Ира вспомнила: да, она тогда две недели была в больнице, а мама… осталась с Ниной.
– Ты специально приехала?
– Нет, отпуск.
– И убедила ее переписать завещание.
– Ничего я не убеждала, – резко ответила Нина. – Просто сказала, что мне тяжело, дети подросли, денег не хватает. Мама сама предложила.
– Она была больна, Нин…
– Но в нотариальную контору дошла. И все сама подписала.
Ира повернулась. Нина сидела ровно, но в глазах читалось напряжение.
– Нотариус ничего не заподозрил?
– Его дело – оформлять, а не вникать в семейные дрязги.
– И тебе не совестно?
Нина встала и поставила чайник.
– Совестно, – неожиданно честно призналась она. – Но справедливость важнее.
– Какая справедливость?! – взорвалась Ира. – У тебя квартира, работа, семья! А у меня что? Пенсия, здоровье ни к черту… И теперь еще дом отбираешь?!
– Забираю свое.
– Свое?! – Ира горько рассмеялась. – Ты здесь до восемнадцати жила, а я – всю жизнь!
– В завещании указана я.
Чайник закипел. Нина разлила чай по кружкам.
– Садись, поговорим нормально, – сказала она уже мягче.
Ира нехотя села.
– Понимаешь, – продолжила Нина, – родиКогда Нина уехала, Ира закрыла дверь, облокотилась о косяк и подумала, что, может быть, дом и правда стоит продать – но только после того, как она сожжёт в нём все мосты.