Язык у моей подруги Татьяны Разумовской был подвешен на славу. Она была яркой, колкой и дотошной. Но порой умела прикинуться такой пай-девочкой — хоть сейчас бери на ручки да прижимай к сердцу. Это у нее получалось мастерски.
Припоминаю, как отправились мы в автобусный тур. Туристов набилось полным-полно. За рулём сидел суровый дядька Иван Петрович. Предстояла долгая ночная дорога, а сменщика у него не было. Оглянувшись на нашу шумную компанию, он проворчал:
— Ехать неблизко, как бы мне не задремать за рулём. Девчата, может, кто составить компанию? Посидите рядом, разговор поддержите? А я потом отблагодарю.
Народ скривился: жалко шофёра, но и желающих бодрствовать с ним не нашлось. Все мечтали завалиться на сиденья и проспать до самого прибытия.
Тут в дело вступила Разумовская: вызвалась развлекать Ивана Петровича, пока остальные храпят. Пересела вперёд, юбочку поправила, глазки опустила — ну просто скромница несусветная.
— Не знаю, о чём говорить… Я ведь стеснительная, но постараюсь.
Пассажиры стали укладываться, автобус мчался по трассе, пожирая километры. Таня завела:
— О чём поговорим, капитан? Может, о первой любви? Было мне тогда… эх, давно это было, девятнадцать лет…
— Тема! — оживился Иван Петрович. — У меня тоже было… в прошлом веке. Валяй, золотце!
— В те стародавние времена настигла меня первая любовь, — начала Разумовская. — Ну… или вторая-третья, если считать по порядку. Ладно, где-то в первой десятке. Имя кавалера умолчу. Назовём его… ну, пусть будет Митька.
Иван Петрович крутил руль и кивал. Таня мягко поведала, как однажды они с Митькой встретились, и тут же вспыхнула неистовая страсть — прямо посреди вечернего бульвара!
— Мы поняли, что шли друг к другу всю жизнь! — восторженно вещала она. — Вот так, после ужина встали и пошли навстречу судьбе! И соединились на перекрёстке трёх дорог, когда на небе зажглись первые звёзды, а в окрестных пивнушках уже звенели первые стаканы…
— Говоришь, как по писаному! — одобрил Иван Петрович. — Ну и как? Размечтались? Сошлись на любовном фронте?
— Всё бы ничего, да приткнуться негде! — вздохнула Таня. — У меня нельзя, у Митьки нельзя. У друзей все углы заняты, на гостиницу копейки нет…
— Бывало! — крякнул шофёр. — И у меня в молодости такие же загоны были. Кровь кипит, баба готова, а лечь некуда. Хоть под забором валяйся!
— Искали мы укромный уголок — всё зря, — продолжала Таня. — От отчаянья даже в парке попробовали — а там скамейки все заняты! Будто мор по любви прошёл! И Митька говорит: «Ну что, лапочка, может, в другой раз?»
Сон как рукой сняло с Ивана Петровича. Он рявкнул так, что чуть руль не выронил.
— Чего?! Какой ещё «другой раз»? Твой Митька — тормоз обыкновенный. Будь я на его месте, да я бы… Где ты таких недоблинов находишь?!
Разумовская рассмеялась, будто русалка из сказки.
— Шучу, Иван Петрович! Конечно, умница Митька нашёл выход. Он повёл меня в высотку, где чердачный люк не запирался…
— А, вот это дело! — успокоился шофёр. — Крыша — тоже вариант, была бы баба горячая да ночь потемнее. Звёзды, облака, романтика… У меня тоже раз на стройке… да ладно, неинтересно. Продолжай, Танюша.
Когда Разумовская разошлась, в красках она могла заткнуть за пояс любого сказителя. Таня с придыханием рассказывала, как они с Митькой казались себе букашками на фоне огромной крыши, а над ними — лишь бескрайняя вселенная!
— …стеная от страсти, мы начали раздеваться, — сладко шептала Таня. — На мне был модный узорчатый топ с капризными застёжками. Я сломала ногти, отрывая их одну за другой! Юбка, лёгкая как пух, соскользнула с бёдер, обнажая молочную белизну кожи… тёплый ветер играл моими непослушными кудрями… о, у меня тогда были локоны — загляденье!
Иван Петрович кряхтел и рычал — какой уж тут сон? Таня и сейчас красавица, а представь её в девятнадцать — весь автобус бы слюной исходил.
— Я сбрасывала с себя всё до последней нитки, жажда пламени любви! — нараспев вещала Таня. — Вот уже мелькнул в темноте тонкий серп моего нижнего белья… нас окутал пряный аромат тел, нетерпения, томления… И тут Митька сказал…
— Ну?! Давай же! — пришепётывал шофёр, жмурясь. — Что он там ляпнул?..
— Он сказал: «Классно смотришься, Тань! Разденься ещё разок?»
Бедный водитель чуть не врезался в отбойник, но, к счастью, вовремя выровнял автобус.
— Перед ним голая женщина, а он «разденься ещё раз»?! — взревел он. — Да что за полудурок?! Я б ему такую взбучку устроил, что пломбы в зубах треснули! Но врать ты мастерица, это точно. Прямо живьём всё видишь. Тебе бы в эротические романы сценарии!
Автобус нёсся по трассе. Мелькали редкие огни. Таня перешла к финальной части истории. Она с упоением рассказывала, как их тела сплелись в едином порыве, сердца колотились, как набат, в ушах грохотал шторм, а каждое прикосновение зажигало искры…
— И?.. И?.. — подхватывал Иван Петрович. — Давай, Танюха, не тяни! Эх, где мои молодые годы…
— …и тут Митька сказал: «Не попал!» — закончила Таня.
Разумовская залилась смехом, Иван Петрович орал и лупил кулаком по рулю. Нужно ли говорить, что весь автобус слушал, не сомкнув глаз? В общем, поездка выдалась бессонной, но веселой. Позже хитрая Таня призналась мне:
— Так им и надо! Думали, за мой счёт выспятся? Как бы не так! Если не сплю я — не спит никто.
